Мария Стюарт, соперница Елизаветы

– Нет, я не желаю вас слушать, – Мария зажала уши. – Елизавета – еретичка, порождение греха и грешница, но я не собираюсь покушаться на её жизнь. Монастырь и раскаяние – вот что её ждёт!

– Для этого вначале нужно восстановить в Англии монастыри, – возразил Энтони. – Однако боюсь, что пострига будет недостаточно для Елизаветы. Прислушайтесь к моим словам, ваше величество, – пока она жива, вам не знать покоя.

– Нет, милорд, не смейте помышлять о её убийстве! Я запрещаю вам. Я не хочу, чтобы моё правление было замешано на крови, – твердо сказала Мария. – Не спорьте, это моё последнее слово. Возвращайтесь в Лондон, готовьтесь к выступлению, но Елизавета должна жить.

– Вы чересчур добры, ваше величество! – проговорил Энтони, не скрывая возмущения.

– Пусть так, сэр, но кровь Елизаветы не падёт на мою голову, – Мария взяла у него уздцы коня. – А теперь мне пора возвращаться. Известите меня, когда придёт время.

– Вы чересчур добры, ваше величество, – глухо повторил Энтони, глядя ей вслед.

* * *

Любимым местом Марии в замке была мыльня. Она располагалась в полуподвале, вход в который вёл через открытую террасу, а вокруг неё усилиями королевы был разбит чудесный маленький садик. Здесь росли душистый горошек, фиалки, водяные лилии и розы, но Марии больше всего нравились лаванда и розмарин. Лаванда была связана с небесной покровительницей королевы, ибо прекрасный аромат этому цветку был дарован самой Пресвятой Девой в благодарность за то, что на кусте лаванды сушилась одежда маленького Иисуса. Розмарин же был цветком памяти и верности, а кроме того, символом женской власти; на своих вышивках Мария часто изображала розмарин.

Полуподвал, запущенный и грязный до того как Мария прибыла в замок, был приведён в идеальный порядок за последние годы. Его обшили ореховыми панелями, на потолке выложили две большие мозаики из разных пород дерева, а пол застлали известняком, по которому было приятно ступать босыми ногами.

Посреди подвала стояла купель для купания: ванна из просмоленных дубовых досок, тесно подогнанных, как при строительстве корабля; она была устлана льняным полотном, чтобы в ней мягче было сидеть. Возле ванны стоял открытый шкафчик, где хранились белила, румяна, сулема, квасцы, уксус, духи, миндальное молоко и прочие вещи, необходимые для туалета королевы. Тут же находился стол с зеркалом, где королеву причесывали и накладывали ей грим на лицо. На столе были разбросаны благовония, эссенции, гримировальные средства, помады и пудры; помимо этого, на нём лежала открытая книга герцогини Екатерины Сфорца, в которой описывался наилучший процесс наложения красок на лицо, а также давалась детальное описание средств, инструментов и приёмов работы при нанесении макияжа.

Вернувшись с верховой прогулки, Мария с наслаждением погрузилась в горячую ванну с отрубями и молоком. Служанки протёрли ей лицо водой с лимонным соком, взбитыми яйцами и ячменным тестом, – незаменимое средство для белизны и мягкости кожи, – а потом ушли за составом для маски, который был приготовлен по рецептам лучших парфюмеров из Капуи. Его приготовление занимало пятнадцать дней, а входили в него тушки птиц, которых откармливали сосновыми семечками, топленое свиное сало, телячьи мозги, мякоть белого хлеба и миндальное молочко. Действие маски было поистине волшебным: лицо королевы выглядело свежим и юным, как в восемнадцать лет, – так что стражники замка втихомолку судачили о колдовских чарах королевы.

Дожидаясь служанок, королева весело болтала с Бесс; фрейлина отметила про себя, что настроение Марии значительно улучшилось после прогулки.

– Какое блаженство! – восклицала королева, томно вытягиваясь в купели. – Что может быть лучше ванны, какой прекрасный отдых для тела и души! Когда я жила во Франции, меня поражало, что французы, с одной стороны, обожают своё тело и постоянно думают, как бы его ублажить, а с другой стороны, не любят мыться. Диана де Пуатье, возлюбленная короля Генриха Второго, была исключением из общего правила. О, она знала сотни способов «омовения молодости» и до шестидесяти семи лет, до самой своей гибели, была молода и красива! Увы, её примеру следуют немногие, – когда я попросила дать мне для омовений серебряную ванну Карла Смелого, взятую как трофей французскими войсками ещё при Людовике Одиннадцатом, на меня посмотрели с огромным удивлением, – зачем, мол, я хочу мыться? Не гложет ли меня смертельная болезнь, не готовлюсь ли я к последнему причастию?… Ты смеёшься, Бесс? Но это чистая правда, – французы так боятся воды, как будто могут растаять от неё.