Мария Стюарт, соперница Елизаветы

Наш опыт, эти книги
Молиться нам заставят все народы!
Как дикари индейские испанцам,
Так будут нам покорствовать все силы.

Огромные тяжёлые суда

Пригонят из Венеции нам духи,
Возьмут руно в Америке златое,
Что каждый год доныне притекало
В сокровищницу старого Филиппа.

Однако время, отпущенное доктору нечистой силой, закончилось; из адских глубин поднялся Люцифер, ещё раз заставив публику содрогнуться от ужаса, и забрал грешную душу немца.

В заключение на сцене опять появился Хор и пропел назидательные стихи:

Обломана жестоко эта ветвь.
Которая расти могла б так пышно.
Сожжён побег лавровый Аполлона,
Что некогда в сём муже мудром цвёл.

Его конец ужасный

Пускай вас всех заставит убедиться,
Как смелый ум бывает побеждён,
Когда небес преступит он закон.

Зрители захлопали в ладоши, но смотрели при этом не в сторону актёров, вышедших на поклон, а на Елизавету. Она поднялась со своего места и приветствовала их; тогда театр взорвался от бурных криков радости и неистовых рукоплесканий.

– Вы счастливы вдвойне, ваше величество, – сказал сэр Роберт с улыбкой. – Вас торжественно встречают и с любовью провожают.

– Главное теперь, не обмануть мой народ, – отвечала королева, и, мельком взглянув на Роберта, прибавила: – Знаете ли, милорд, мне не нравится лесть, а тем более от близкого друга. Как женщину вы можете осыпать меня комплиментами и каждый из них достигнет цели, но что касается политики, вы в ней – сущее дитя. Ваши замечания кажутся мне в лучшем случае наивными, а в худшем… Не буду вас огорчать.

– Вы и обращаетесь со мною как с ребенком, – с обидой возразил он, – шагу не даете ступить без наставления.

– Возможно, вы пробудили во мне материнские чувства, – на что же тут обижаться? Вы слишком молоды и не знаете, что женская любовь настолько сложна, что разобраться в ней не по силам даже мудрецам. Спросите у любящей женщины, что такое для неё любимый мужчина, и если она будет откровенна с вами, она скажет: он мой муж, мой отец и мой сын. У некоторых больше одно, у других – второе или третье, но все эти чувства тесно переплетены. А вы так молоды, что мне трудно относиться к вам как к отцу или мужу, – на что же обижаться? – повторила Елизавета.

– Вот и опять вы со своими поучениями! – воскликнул Роберт. – Кто я при вас: паж, мальчик для забавы? Я люблю вас всем сердцем, а вы будто играете со мною!

– Тише, милорд, вы привлекаете внимание, – одёрнула его Елизавета. – К тому же, ваши слова об игре забавно звучат в театре. И разве я не говорила вам, что мы все играем?

– Вам игра, а мне погибель! – не унимался Роберт. – Не об этом я мечтал, когда надеялся стать вам ближе.

– О чём же вы мечтали – занять пост лорд-канцлера? – насмешливо спросила Елизавета, выходя из ложи. – Я бы с удовольствием подписала это назначение, но боюсь, что вскоре мне пришлось бы спасать вас от моих разгневанных подданных. Кто знает, может быть со временем…

– А пока я останусь пажом при вашей особе. Славную роль вы мне уготовили, – горько произнёс Роберт.

– Вы мне нравитесь в качестве пажа, и моего желания должно быть достаточно для вас, если вы любите меня как женщину и как королеву, – сухо возразила Елизавета. – А вот что мне совсем не нравится, так это ваше глупое тщеславие и пустая обидчивость. Прощайте, я не желаю вас больше сегодня видеть, несносный мальчишка.

Елизавета отвернулась от него и подала знак своим гвардейцам, чтобы они помогли ей добраться до кареты сквозь восторженную толпу народа.

* * *

Вернувшись из театра в пятом часу пополудни, Елизавета застала в зале Совета сэра Уильяма и сэра Френсиса: они терпеливо дожидались её, дабы поговорить о неотложных государственных делах.

Елизавета, не успевшая переодеться после театра и удручённая размолвкой с Робертом, была раздражена.

– Добрый день господа, – бросила она, усаживаясь в своих широких фижмах на самый край бархатного табурета. – Зачем вы меня ждали?

– Ваше величество… – начал сэр Уильям, но королева перебила его:

– Театр, театр, – всюду театр!..

– Ваше величество? – удивился сэр Уильям.