Мария, тайная жена

Звенели, тихо сталкиваясь, мушкеты, пока Лефор еще раз проверял участников операции. Вместе с ним и францисканским монахом набралось восемнадцать, а не шестнадцать человек, как он предварительно сообщил Лапьерье.

Францисканец, одетый в серую сутану, в сгибе локтя держал, как алебарду, большое, источенное червями распятие. С недоумением осматриваясь, он приблизился к Лефору.

— Сын мой, — сказал монах, — не объясните ли вы мне, какого рода церемония готовится? Вы только что заявили, что час настал. Какова моя роль в этом спектакле?

— Терпение, святой отец, терпение! — ответил Лефор. — Какое значение имеет, когда вы узнаете? Минутой раньше или позже? Предоставьте организацию празднества мне… от вас только требуется благословить большой зал крепости. И поверьте мне, ваши усилия вознаградятся: будет достаточно еды и выпивки… и, вероятно, много шуму в довершение!

Монаху не удалось получить какую-либо дополнительную информацию: Лефор повернулся к Лесажу и громко, чтобы слышали остальные, сказал:

— Пришли двадцать два человека!

Лесаж крепко выругался и тут же почувствовал на себе укоризненный взгляд бывшего пирата.

— Смотрите у меня! — воскликнул Лефор. — Мне прекрасно известно, что наш друг, монах, умеет пить и браниться не хуже любого мушкетера, но это еще не означает, что можно проявлять неуважение к его священной одежде! Двадцать два! — Лефор, довольный, потер руки. — Предстоит веселенькое дельце! Распределение обязанностей не меняется. О дополнительных мертвецах позабочусь лично я.

— И все же, — возразил Лафонтен, — если есть время, быть может, стоит обсудить, как разделаться с лишними людьми?

Не обращая внимания на его слова, Лефор продолжал:

— Джентльмены, я не стану кричать: «На абордаж!» — А только как капитан Кидд, — успокой Господь его душу! — скомандую: «Пли!» И если у кого-то задрожит рука или кто-то не уверен, что попадет в голову, пусть такой стрелок целит в грудь мошенника! Здесь мишень пошире и меньше шансов для пули улететь в небо! Остальное я беру на себя. Стоит только им ткнуться носом в пыль, у меня достаточно средств за поясом, чтобы вышибить из них окончательно дух! Вперед, друзья!

Процессия, возглавляемая францисканским монахом с деревянным крестом, прошла коридор и начала спускаться по лестнице. Когда они достигли промежуточной лестничной площадки, монах, возможно, подчиняясь старой привычке или желая обратить на себя внимание, гнусаво затянул какой-то псалом.

— У вас сегодня здорово получается! — похвалил Лефор. — Но ради всех святых, умоляю вас приглушить свои голосовые связки! Мы приготовили губернатору и его гостям сюрприз. Вы испортите впечатление, если песнопением предупредите их о нашем приближении.

Процессия молча возобновила движение и вышла во двор в строгом порядке, впереди по-прежнему монах. Ступал он несколько неуверенно, возможно, из-за того, что нести тяжелый крест строго в вертикальном положении на вытянутых руках было не так-то легко. А потому францисканец заметно отклонялся от прямой линии то в одну, то в другую сторону. Отделившись от основной группы, Лефор подбежал к воротам крепости и именем губернатора приказал караулу опустить тяжелые решетки. Затем он, пробираясь осторожно вдоль крепостной стены, чтобы его не заметили из зала, вернулся к своим товарищам.

А они с заряженными мушкетами заняли заранее выбранные позиции под открытыми окнами большого зала. За ними, разинув рот от изумления, наблюдал францисканец, который, привычно облокотившись на старый крест, стоял уже один, все еще рассчитывая увидеть какой-то весьма приятный спектакль.

А голос Лапьерье все звучал, не умолкая, то усиливаясь, то ослабевая, и, по правде говоря, Бофору было бы трудно найти более ревностного проповедника своих идей.

Поманив монаха к себе, Лефор быстро прошептал:

— Помните, что я говорил вам, святой отец?

— Вы говорили мне о многих вещах, сын мой, — ответил монах, усмехнувшись. — Будьте так добры и освежите мою память.

— Если не ошибаюсь, я сказал вам, что не пошевелю и пальцем, чтобы остановить бунтовщиков. Ну вот, святой отец, я был вынужден изменить свое мнение на этот счет. Люди, которые стоят вон там в зале перед временным губернатором Мартиники, — опасные преступники, которые сговорились взорвать крепость. Их гнусные планы, однако, были своевременно раскрыты!

— Клянусь четками, сын мой! У всякого человека есть враги. Я стану молиться…

— Постой, постой! — воскликнул Лефор. — Что толку в ваших молитвах, когда в любую минуту пули полетят так же густо, как перья с ощипываемого гуся! У меня припасено для вас кое-что получше. Вы должны помочь нам, а это означает, что вам придется временно расстаться со старым распятием и освободить руки для настоящей работы!

Лефор очень торопился. Невзирая на сдвинутые брови монаха, он взял у него крест и бережно положил на землю.