Мария Ульянова

Непереносимо сидеть в тюрьме, когда каждый человек на счету. Мария Ильинична пытается работать. Опять берется за переводы. Первый допрос состоялся лишь 23 января. Уже вопросы следователя показали Марии Ильиничне слабость обвинения. Она держится спокойно, все предъявленные обвинения отрицает.

Лукьяновская тюрьма отличалась всегда особым режимом, считалось, что бежать оттуда невозможно, и все-таки в 1902 году из нее удалось бежать девяти большевикам.

Тюремная администрация и обслуживающий персонал провоцировали недовольство политических, стремясь обрушить на них тюремные кары — карцер, лишение прогулок и т.д.

13 марта 1904 года Мария Александровна пишет дочерям в тюрьму (они сидели в одной камере, очевидно): «Давно не писала я вам, дорогие мои Анечка и Маня, и вот надумала сегодня, тем более что не могу нынче ехать на свиданье с вами...

Слышала, что у вас в тюрьме какие-то волнения, что очень беспокоит меня! Говорят, что многие отказываются от свиданья... (дальше несколько слов густо зачеркнуты проверявшим жандармом. — Авт.) не понимаю, кого же они наказывают этим? Только всех бедных родных, которым без того живется невесело... а для служащих в тюрьме, которые обращаются грубо с заключенными, — только меньше хлопот, если не будет свиданья, они прямо довольны этим...»

Мария Александровна знает, что ее дети умеют добиваться своего. А сейчас главное — выйти на свободу как можно скорее. Там, за стенами тюрьмы, бушуют политические страсти. Растет всеобщее недовольство правительством. Волнуются студенты. В Киевский и Одесский университеты введена полиция, идут аресты.

Русско-японская война обнажила все пороки, всю гнилость самодержавия. Владимир Ильич предсказывал, что неминуемое поражение в этой войне поставит Россию перед революцией. III съезд партии был назревшей необходимостью. К тому же и меньшевики старались привлечь к борьбе против Ленина и большевиков лидеров европейской социал-демократии. Их поддержали Каутский, Парвус и другие.

В таких условиях арест Ульяновых в Киеве был не только семейным несчастьем, из рядов твердых ленинцев были вырваны опытные и преданные борцы. Марка Тимофеевича от ареста спасла поездка в Петербург по служебным делам.

Полиция ищет улик, но архив ЦК не обнаружен, и процесс организовать не удается. Мария Александровна пишет прошения, она просит освободить под залог младшую дочь, так как та больна. Тюремный режим угнетает и морально и физически. Сломить дух Марии Ильиничны жандармам не удалось, но обострилось нервное заболевание. Марию Ильиничну мучает бессонница. Она похудела и кажется такой маленькой. В июне ее освободили под залог в 300 рублей. Это было больше половины годовой пенсии Марии Александровны, и все-таки она внесла деньги немедленно, дочери была нужна свобода. Вскоре выпустили и Анну Ильиничну.

Оставаться в Киеве стало бессмысленно. Слежка была неприкрытой и непрестанной. Из-за границы поступает совет перебраться в Петербург. Обосновались на даче Марка Тимофеевича Елизарова на станции Саблино, недалеко от города. Мария Ильинична включается активно в работу Петербургского комитета. Она ходит в рабочие кружки, распространяет ленинскую литературу, выступает против меньшевиков. Одновременно подает прошение о выезде за границу для продолжения образования. На оборотной стороне ее прошения под грифом «секретно» читаем: «Препровождается начальнику Киевского Губернского Жандармского Управления для передачи на распоряжение лиц, производящих дознание «О Центральном и Киевском Комитетах Российской социал-демократической рабочей партии»33.

Пока идет полицейская переписка, Мария Ильинична работает. Одна из старых большевичек, П.И.Кулябко, вспоминает о Марии Ильиничне: «Эта встреча (с Марией Ильиничной. — Авт.) произошла на явочной квартире Петербургского комитета за Невской заставой. Мария Ильинична многое сделала тогда для укрепления Петербургского комитета. Она держала петербургские организации в курсе заграничной жизни, имея постоянную связь с Владимиром Ильичем. Через нее петербургские большевики получали директивы Ленина из-за границы».

Она так ловко уходит от сыщиков, что полиции не к чему придраться. Чаще всего ее видят в редакциях газет и журналов. Она пытается организовать легальное печатание некоторых переводов своих и Владимира Ильича. Он пишет матери из Женевы: «Получили сегодня письма Ел.В-ны и Маняши. Спасибо ей за хлопоты насчет переводов. Надя напишет ей подробно об этом. Я получил теперь книгу Гобсона об империализме и начал переводить ее...

А вы как? Хорошая ли дача в Саблине? Отдыхаете ли там как следует? Какие виды на дальнейшее? Здорова ли мама? Как чувствуют себя Анюта и Маняша после тюрьмы? Черкните мне об этом, а то у Маняши только о переводе и говорится»34. Как скупы эти письма! Как трудно их, наверное, писать! В них не должно быть ни намека на какую-то другую сторону жизни Ульяновых. Вот и пишет Владимир Ильич такие короткие «семейные» письма. Все главное в других, шифрованных, посланных на какой-нибудь вполне нейтральный адрес.