Мария в Заповеднике

Прикрыв за собой высокие двери, Мария быстро пошла коридором, потом коридорчиками и лесенками, все удаляясь куда-то в глубь здания. Наконец она встала перед неприметной дверцей, быстро нажала кнопочный код, толкнула дверцу внутрь и вбежала в крохотную комнатку.

– О боже! – вскричало испуганно какое-то бычеподобное существо, до этого мирно здесь возлежавшее в кресле перед крутящимися бобинами магнитофона и с наушниками на шее.

Это была большая прыщавая вьюноша, которая теперь неловко билась в кресле, пытаясь то ли вскочить, то ли отвернуться, панически пихая обратно в галифе то, чем она только что забавлялась собственными руками.

– Хорош! – презрительно бросила Мария, прикрывая за собой дверцу. – И зачем вас только кормят, все зря уходит...

– Госпожа Мария... Так неожиданно... – лепетало в ответ молодое чудовище, норовя извернуться от ее глаз, чтобы спрятать выпученное предательски в одном месте галифе.

– Не скули, – резко оборвала она. – У кого служишь? – Она подождала, пока тот сообразит. – Кто начальник, спрашиваю, ты же не девочка так долго думать?

Солдат назвал фамилию какого-то армейского капитана.

– А ты кто? – спросила Мария.

– Младший специалист Купо! – закричал он.

– Не кричи, Купо, – понизила голос Мария, – и слушай внимательно. Если что-нибудь напутаешь, тебе конец. Понял? А теперь – держи, на вот тебе моя ножка, делай с ней, что хочешь. Полезешь выше колена – прибью. А мне давай-ка сюда эти провода, я пока послушаю... Так... Хорошо, где тут гостиная? Здесь? Прибавь звук. Так. Нормально, Магнитофон пишет? Пусть пишет. А ты пока забавляйся моей ногой... вместо этой своей... гадости. И я очень надеюсь, младший специалист Купо, что ни капитан, ни вообще хотя бы одна мышь ничего не узнает, – или тебе больше не придется мечтать руками здесь, в элитных войсках!

Мария бросилась в кресло, закинула ноги на стол перед магнитофоном, нацепила на глову наушники и стала слушать. Платье скользнуло вниз, обнажив ей коленки на скрещенных ногах.

«Жучок» из гостиной по системе прослушивания донес пока одну только гробовую тишину. Мария в сомнении потрясла наушники.

– Надеюсь, они работают?

Но Купо уже не слышал, уставившись ей на ноги. Он широко улыбнулся и машинально вытер вспотевшие ладони о свои галифе.

Мария краем глаза следила, как он коснулся вспотевшими пальцами ее обнаженной сильной голени. Он провел рукой до колена, но, вспомнив об угрозе, отдернул руку вниз, к возмутительному подъему ноги. И тут Мария отчетливо услышала в наушниках голос Пера:

«По правде говоря, Магнус, я еще надеялся, что ты, по крайней мере, безобиден в своих увлечениях».

Ему никто не ответил.

«Когда ты стал появляться вслед за нами в этих маргинальных культурах, – опять подал голос Пер, – я думал, что ты только взял на себя роль священнослужителя, который следует за войском, чтобы причащать смертельно раненых».

Чувствительный «жучок», скрытый в гостиной, уловил какое-то шевеление, но никто по-прежнему не отозвался.

«Я вначале думал, – опять сказал Пер, – что нет ничего плохого, если ты будешь вселять надежду этим несчастным, – в конце концов, после проще цивилизовывать аборигенов, у которых в душе поселилась вера в вечную жизнь, чем тех, кого мы совсем еще не коснулись».

Опять ему никто не ответил. Мария с минуту внимательно следила за действиями бычеродного Купы. Он уже не слышал внешнего мира и увлеченно шершавил ей ногу своими квадратными ладонями, он смотрел на голень так жадно, как будто хотел обглодать ее, и у него появились признаки сердцебиения.

Вдруг Мария опять услышала:

«Но я теперь сомневаюсь, Магнус, – сказал Пер. – После того, что случилось в Союзе в Южном Полушарии, я больше так не думаю, что твоя деятельность безобидна».

«Союз весь на вашей совести, – произнес вдруг Магнус, Истома, Художник. – Это была исключительно чистая, духовная культура, – сказал он, – и вам не следовало туда влезать».

«Ты ошибаешься, – возразил Пер. – Они определенно спешили перейти к техническому развитию».

«Сомневаюсь, – голос Магнуса. – Все эти аварии на транспорте в последние годы... Им совершенно чужда была вся эта ваша техника и вся эта промышленность, по крайней мере, в том виде, в каком навязываете человечеству это вы...»

«Если ты хочешь сказать, что современная техника была чуждой их политическому режиму, тогда ты прав, – согласился с ним. Пер. – Новейшая промышленность и техника Цивилизации действительно слишком хрупкая, чтоб сразу не поломаться в неразвитых пальцах...»

Услышав это, Мария с некоторым сожалением покосилась на свою ногу, которую сама только что доверила рукам скотоподобного младшего специалиста. Там с нараставшим пыхтением, прижимались к ее бедру, терлись и пытались неловко изогнуться так, чтобы достать ногу одновременно и губами. Мария уже хотела из жалости подать ему вторую ногу – специально для губ, – но следующие слова ее особенно увлекли.