Только польские наполеоноведы подвергли сомнению локализацию первой встречи будущих любовников, исходя из соображений географического плана. Полемика на эту тему ведется по сей день. В общем, считают, что встреча не могла иметь место в Блоне, так как императору, чтобы проехать через этот пункт из Пултуска в Варшаву, пришлось бы дать крюк в 100 километров. Вацлав Гонсёровский, руководствуясь «чутьем», но без всякого документального обоснования, переносит место встречи из Блоне в Яблонную, через которую Наполеон действительно тогда проезжал. Только Станислав Васылевский настаивает на версии Массона (вернее, Валевской), доказывая, что забитые войсками и обозами дороги могли заставить императора выбрать кружной путь. Но если было так, то откуда могла знать об этом неожиданном изменении пути Валевская? Ведь она жила в довольно значительном отдалении от Блоне, а автомобилей, телефона и радио тогда еще не было. Ожесточенный спор окончательно разрешил Мариан Кукель. В своем очерке, опубликованном в 1957 году «Правда и вымысел о пани Валевской», он авторитетно доказал, что 2 января 1807 года Наполеон ехал из Пултуска в Варшаву прямым путем через понтонный мост на Нареве под Окунином через Яблонную. В этом же самом очерке историк высказывает предположение, что встреча могла произойти днями раньше, во время первой поездки Наполеона из Познани в Варшаву, когда он действительно ехал через Кутно, Лович и Блоне. Но тут уж и я должен вставить свое Слово. На основании внимательного чтения варшавской печати тех лет я позволю себе утверждать, что если встреча произошла действительно во время декабрьской поездки Наполеона, то выглядела она совсем не так, как сообщает мемуаристка. Ведь известно, что из-за ужасной грязи император уже от Ловича ехал не в карете, а верхом. Известно также, что в Блоне с ним не было генерала Дюрока, которому Валевская отводит такую важную роль во встрече. Гофмаршал двора лежал тогда в госпитале, пострадав при падении кареты под Кутно. С какой стороны ни рассматривай дело – фактическое положение, описанное Валевской, не согласуется с действительностью.
Читателям может показаться смешным, что столько места уделяется решению столь ничтожных мелочей. В конце концов, какая разница, где впервые встретились Валевская и Наполеон – там или где-то в ином месте, при тех или иных обстоятельствах? Самое главное, что они вообще встретились и это привело к известным последствиям. Но биограф обязан придавать значение мелочам, потому что если пани Валевская описала свою первую встречу с Наполеоном неверно, то подобных мистификаций – вольных или невольных – в ее воспоминаниях может быть куда больше. А тогда документальная ценность всех ее воспоминаний оказывается под вопросом. Но пока еще рано делать столь далеко идущие выводы.
VI
Январь 1807 года. Исторический варшавский карнавал с участием Наполеона. 7 января в Королевском замке торжественное представление императору дам столичного общества. Анна Потоцкая (урожденная Тышкевич), внучатая племянница последнего польского короля, с неудовольствием замечает, что «не слишком строгий отбор привел к тому, что толчея была довольно изрядная». И действительно! Кому это пришло в голову пригласить в дамскую элиту редко бывающую в столице провинциальную простушку из-под Ловича – камергершу Марию Валевскую, урожденную Лончиньскую? Убедительную информацию, конечно, мог бы дать только заправляющий всем этим Талейран, но могущественный министр иностранных дел и великий камергер не любит бестактных вопросов. В довершение всего, если верить другой варшавской мемуаристке, столь же осведомленной, как капризная Анетка Потоцкая, именно Мария Валевская, эта молоденькая провинциалка из-под Ловича, обратила на себя внимание императора.
Анна Накваская, чью наблюдательность и хроникерскую обстоятельность я научился ценить, собирая материалы к предыдущей моей книге, так описывает первую встречу Наполеона с варшавскими дамами:
«Император вошел в зал, как на поле битвы или на плац, быстро и радушно; но вскоре лицо его приобрело более сладкое выражение, улыбка озарила омраченное великими мыслями чело, а оглядывая эту вереницу цветов с берегов Вислы, он не мог удержаться от громкого возгласа: „Oh, qu'il у a de jolies femmes a Varsovie!“ (О, какое множество прекрасных женщин в Варшаве!) Именно тогда он остановился перед Валевской, а я, стоя рядом с нею, отчетливо слышала его слова…»