Мария Валевская

Обвиняемый подал апелляцию. Написал он ее в виде книги. «Внесенный приговор не зиждется на законе, он несправедлив, – читаем мы в „Деле Марии Валевской“, – ибо он не принял во внимание и не рассмотрел моральный элемент преступления… Он несправедлив, ибо не посчитался со всем тем, что говорит в пользу Жана Савана, что говорит о его добронамеренности. Если против этого будут возражать, заявляя, что суд принял во внимание некоторые моральные элементы, поскольку были учтены смягчающие вину обстоятельства (возмещение назначено в пятьдесят раз меньше, чем требовалось в иске. – М. Б.), то это отнюдь не аргумент… Ибо благонамеренность не дозируется. Ее или признают, или не признают. Если ее не признают, то нужно хотя бы путем дискуссии доказать, что ее не было, чего суд не сделал. Или признать ее. Но тогда отпадает преступление».

«Дело Марии Валевской» – необычайная книга, но читать ее не очень приятно. Слишком много в ней яду и злости. Жан Саван, защищая свои права и мстя за нанесенную ему обиду, не выбирает средств. Он ненавидит своих противников по процессу, которые загнали его в ловушку; ненависть свою он распространяет на весь род Орнано и даже на Валевскую. Некоторые мнения Савана о нашей соплеменнице и об ее отношениях с Наполеоном следует счесть слишком опрометчивыми, а то и просто несправедливыми. Но это можно простить, потому что за одержимостью, грубостью и злословием (не лишенными острых классовых акцентов) Савана чувствуется праведный гнев оскорбленного гуманиста, который пытается противопоставить существо дела бездушной букве закона.

Вот образец стиля этого историка-памфлетиста. После злого портрета покойного графа Орпано (где особенно выпячена его любовь к скачкам) Саван набрасывает собственный портрет:

«После обвинителя обвиняемый. Обвиняемый со стыдом признает, что ни одна из его бабушек не делила ложе с королями или императорами. Так что он родился без состояния. А посему он не имел возможности сорить деньгами на беговых дорожках. Происходя из рабочей семьи, он не познал, что значит иметь уйму свободного времени, что является принадлежностью праздных существ. Зато, не будучи слишком компетентным в скаковых „породах“, он полагает, что довольно хорошо знает историю.

Обвиняемый не граф… Он признается в этом. Но это несчастье он разделяет с Пастером, Бальзаком, Корнелем, Сервантесом, Тэном, Мишле, Альбером Швейцером, Данте, Гёте, Вийоном, Вольтером и многими другими. И если бы ему все равно было горько от этого, он утешался бы мыслью, что ни Тацит, ни Геродот, ни Плиний, ни Фукидид, ни Фюстель де Куланж… не имели графского титула.

Обвиняемый всего лишь историк. Но в любой из своих книг он приводит много неизвестных фактов, обстоятельств и документов. А в случае Марии Валевской ему важно установить, кто лучше знает предмет и располагает большей документацией: обвинитель или обвиняемый. Если обвиняемый – то обвинение отпадает само собой».

Не знаю, сумела ли аргументация, приведенная в последнем абзаце этого «автопортрета», убедить судей парижского апелляционного суда. Но она полностью убедила польского биографа Марин Валевской.

Потому что Жан Саван совершил в своем «защитительном мемориале» необычайную вещь, не имеющую прецедента ни в истории судебных процессов, ни в истории исторической биографии. Он провел «следствие», реабилитирующее память покойного Филлипа-Антуана графа д'Орнано как писателя и историка. В своих интересах и в интересах всех других биографов, он доказал, что мнимый «роман» его противника является по сути дела исторической биографией, что абсолютное большинство приведенных в нем фактов, обстоятельств и документов находит подтверждение в истории.

Превосходно зная тему, благодаря работе над книгой «Мария Валевская», Саван сделал все, чтобы углубить свои знания по этой теме. Не имея возможности доказать, что браншуарские документы существуют, он решил доказать, что существование их вполне вероятно. Эта работа заняла у него несколько месяцев. Он кропотливо проследил пути Марии Валевской и ее правнука-биографа. Он проследил с начала до конца всю жизнь покойного графа Орнано. Ему удалось воспроизвести случайные разговоры родового биографа с издателями, редакторами и историками, которые явно указывали на существование бумаг в Браншуаре. В нотариальном архиве города Тур он нашел записи, позволяющие установить дату, когда Орнано обнаружил эти бумаги. В актах прихода св. Михаила и Гудулы в Брюсселе он нашел доказательства, подтверждающие, что граф Орнано старался дополнить имеющиеся у него семейные документы некоторыми датами, касающимися брака Валевской. Саван представил свидетельство поисков графом Орнано документов, сохранившихся в архиве военного министерства. Из архивов парижских нотариусов он извлек целый ряд неизвестных документов, касающихся имущественных и семейных отношений «польской супруги Наполеона», и т. д., и т. д., и т. д…