Как ни погоняли они коней, а настигла их старуха. Вот уже одного схватила, пока ела его да водой запивала, двое других дальше ускакали. Второго схватила и съела. Бабина Сына черед подходит.
— Погоди, — кричит старуха. — Дай напьюсь, тогда мигом нагоню и проглочу.
Гонит Бабин Сын коня, уже и деревня какая-то видна, а на конце ее кузница, вся из чугуна отлитая. Только-только захлопнул Бабин Сын чугунные ворота, как и старуха уже здесь.
— Открой, Илья Муровин, — кричит она кузнецу. — Не то и кузницу, и всех, кто в ней, проглочу единым махом.
А кузнец Илья Муровин отвечает:
— Погоди, успеешь. Отдам я тебе Бабина Сына.
Были у кузнеца стопудовые тиски. Раскалил он их так, что близко не подойти, и кричит старухе:
— Эй, мать нечистой силы, суй в трубу язык. Посажу я на него Бабина Сына.
Сунула старуха язык в трубу, кузнец схватил его щипцами и зажал в тиски. Так и сдохла нечистая.
Спрашивает Илья Бабина Сына:
— Куда путь держишь?
— Иду за гуслями-самогудами.
— Не достать тебе эти гусли, — говорит кузнец. — Поработай у меня три года, мы с братьями раздобудем эти Гусли.
А было у Ильи Муровина одиннадцать братьев, сам двенадцатый.
Отработал Бабин Сын три года. Вот отдает ему Илья гусли-самогуды и говорит:
— Можешь ехать. Только остерегайся: проедешь ты триста верст и увидишь на лужке у дороги коровьи кишки. Будут они упрашивать, чтоб ты разрубил их. Только не поддавайся их уговорам.
Вот едет Бабин Сын путем-дорогою. Доехал до лужка. А там, и правда, кишки лежат коровьи. Все спутаны-перепутаны. Говорят жалобно:
— Пожалей, Бабин Сын, разруби нас.
А гусельки за спиной наигрывают.
— Нет, не буду, — отвечает Бабин Сын.
А гусельки играют-наигрывакл. Кишки еще жалобнее просят, умоляют:
— Разруби.
«Эх, будь что будет!» — подумал Бабин Сын и разрубил кишки. Только разрубил — замолкли гусли, исчезли из котомки, будто их там и не было. Повернул Бабин Сын коня и поехал печальный к Илье Муровину.
— Почему вернулся? — спрашивает его Муровин.
— Гусли пропали.
— Говорил я тебе, не руби кишок, а ты не послушался. Теперь трудно будет гусли вернуть. Но ничего, поищем с братьями, авось и вернем гусли.
Живут они неделю, две, месяц уже на исходе. Вот и говорит как-то Муровин:
— Нашли мы гусли. Но чтоб взять их, нужно тебе жениться, а в приданое эти гусли и просить.
Вот отправились братья сватать девушку. Говорят ее отцу:
— Выдашь дочку за Бабина Сына?
— Выдам, если исполните все, что я прикажу. Сначала выпейте вино из сорокаведерной бочки.
Начали пить братья. А Илья незаметно высвистнул все вино на ветер, говорит отцу девушки:
— Сорок ведер — одному не хватит напиться. Отдавай дочку.
— Погоди. Вот съешьте сорок ведер каши — отдам.
Раскидал Илья по ветру всю кашу, говорит:
— Отдавай дочку.
— Нет, — отвечает ее отец. — У меня баня истоплена, три дня топил. Если сможете вымыться — так и быть, отдам.
Вот подошли они к бане, а она раскалена докрасна, на три сажени не подойти. Дунул Илья, разметал жар по ветру — вымылись спокойно. Опять требуют дочку.
Нечего делать отцу — сыграли свадьбу. В первую ночь Илья говорит Бабину Сыну:
— Будь осторожен. Положит невеста руки на тебя — умрешь.
Ложатся молодые спать. А жена руки на Бабина Сына складывает. А руки-то тяжелые как свинец. Задыхаться начал Бабий Сын, насилу выкарабкался из-под них. А Илья наблюдал за всем этим. Вот и ложится он с невестой вместо Бабина Сына. Только положила она на него руки, как он оттолкнул их, вскочил с кровати, схватил девушку за ноги и подвесил вниз головой. Бьет он ее плеткой, а изо рта у нее посыпались змеи, ящерицы, лягушки. Когда они вышли, легкими стали ее руки.
— Теперь можешь спать, — говорит он Бабину Сыну.
На следующую ночь снова предупреждает:
— Остерегайся, если она успеет положить как следует на тебя ноги — задавит.
Ложатся молодые спать. Жена ноги на Бабина Сына положила, еле успел выкарабкаться из-под них. А Муровин тут как тут. Ложится вместо друга. Только положила она на него ноги, как он вскочил, схватил ее и повесил вниз головой. Бьет плеткой, а изо рта у нее запекшаяся кровь идет кусками. Вышла тяжелая кровь.
На третью ночь Муровин наказывает:
— Остерегайся. Положит она на тебя свои груди. Если выберешься — останешься жив.
Только положила она груди — так тяжело стало Бабину Сыну, что он еле выкарабкался из-под них. И опять Муровин ложится, отталкивает ее груди, хватает за ноги и вешает вниз головой. Па сей раз изо рта ее пошло хлебное. А когда все кончилось, Муровин сказал:
— Теперь она стала настоящей девушкой. Можно ничего не опасаться. Вези ее домой.
Сел Бабин Сын на коня, впереди себя посадил жену, а между собой и ею поставил гусли-самогуды. Простились молодые с братьями и поехали. Едут путем-дорогой, гусельки им песни наигрывают. Так и доехали.
Дома отец на радостях закатил пир. Хорошо пили на нем, хорошо ели, а уж зажили-то молодые и того лучше.
Алам-патыр