Марикита

Вряд ли это был тот человек, для убийства которого он нанимал пятерых бандитов: тогда бы с ним были девушки, а незнакомец ехал один. Прищурившись, Пейроль всмотрелся и узнал под седоком собственную лошадь. Но кто же скакал на ней?

Исследовав свою одежду, Пейроль понял, кто украл его коня. И не только коня: камзол интенданта был порван, причем самые большие дыры зияли на месте карманов. Исчез также пояс, где Пейроль хранил свое золото и синие и розовые акции господина Лоу.

Интендант жалобно застонал. Ему стало ясно, что бандит с отрубленной кистью сам вознаградил себя за труды и теперь мчался на пейролевой лошади прочь от Бургоса. Когда имеешь дело с наемниками, жди, что тебя в любую минуту обманут, а в удобном случае и обкрадут.

Положение фактотума Гонзага было отнюдь не блестящим. Он был ранен, ограблен, почти раздет, а его собственная лошадь уносила на своей спине обобравшего его бандита. Растянувшись на земле, Пейроль предался мрачным размышлениям: волею случая добыча была почти у него в руках, и он уже предвкушал, как, торжествуя, вручит ее Гонзага. Но случай – весьма своенравный господин, и он нередко преграждает путь, на который сам тебя и вывел. Вот и сейчас он нагромоздил перед интендантом столько препятствий, что тот с трудом различал вьющуюся среди них свою заветную тропку.

Исчезновение золота, накопленного воровством и преступлениями, было для Пейроля куда большим ударом, чем удар, нанесенный ему кинжалом Флор. В бессильной ярости Пейроль заплакал. Из его злобных глазок градом хлынули слезы. Крупная слеза повисла на кончике крючковатого носа, увеличив его сходство с клювом хищной птицы.

Вокруг не было ни души.

Пейроль совсем уже было собрался ползти к городским воротам, когда вдали показался крестьянин, направлявшийся как раз в его сторону. Фактотум буквально пожирал его глазами, боясь, чтотот вдруг свернет направо или налево. От волнения сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Неужели долгожданный спаситель пройдет мимо?

Как только испанец приблизился, Пейроль принялся истошно орать и звать на помощь. Но увы! Теперь он в полной мере мог убедиться, насколько велика сила золота: интендант взывал к милосердию, не подкрепляя свои слова весомыми обещаниями, и крестьянин явно не спешил откликнуться на его призыв. Несколько песет наверняка пробудили бы дремавшее в селянине сострадание, но мольбы и угрозы оставляли его равнодушным. Он мельком взглянул на раненого и продолжил свой путь.

Пейроль пришел к неутешительному выводу, что этот человек, видимо, невнимательно читал Библию и напрочь забыл притчу о добром самаритянине. Тем временем испанца, безучастно проследовавшего мимо истекающего кровью Пейроля, начала мучить совесть.

– Как только я встречу кого-нибудь, кто идет в Бургос, – пообещал он своей неугомонной мучительнице, – я непременно попрошу его помочь бедняге.

И, наскоро перекрестившись, крестьянин пошел дальше.

Глядя на удаляющуюся спину случайного прохожего, Пейроль посылал ему вслед самые страшные проклятия. При этом он совершенно забыл о том, что сам в подобном случае поступил бы точно так же. Но, рискуя повториться, напомним, что Пейроль любил себя гораздо больше, чем любого из своих ближних…

Наконец появился продавец воды; он дал интенданту напиться и пообещал прислать помощь. Вскоре пришли монахи из обители Милосердных братьев. Выслушав объяснения Пейроля, двое монахов положили его на носилки и понесли в монастырскую лечебницу. Остальные братья задержались на месте поединка, дабы позаботиться о мертвецах.

– На меня напала шайка бандитов. Они попытались меня убить, – рассказывал монахам Пейроль. – Защищаясь, я уложил троих; но силы были неравны, и, получив удар кинжалом в грудь, я без чувств упал на землю. Разбойники, по всей видимости, решили, что я умер, обобрали меня до нитки, забрали коня и бежали с места преступления.

Милосердные братья, несущие носилки с раненым Пейролем, сочувственно кивали. Вопреки своим ожиданиям, фактотум Гонзага вновь возвращался в Бургос.

Пейроль рассчитывал на легкую победу, однако потерпел сокрушительное поражение от неизвестного ему друга Лагардера. И теперь, лежа на носилках и глядя в небо, он старательно обдумывал план мщения.