Марикита

– Это правда, – одобрительно сказала Аврора, нежно улыбаясь ему, – но если уж мы остались невредимы, Анри, и победили несчастье, то разве не приятно обернуться назад? И уж коль об этом зашла речь, то мне пришло в голову одно желание, которое вы, наверное, сочтете безрассудным. Но вы бы выполнили его без колебаний, если бы знали, как для меня это важно.

– Говорите, дорогая, – ответил шевалье. – И если это зависит только от меня, оно будет исполнено.

– И Флор тоже будет довольна, – прибавила мадемуазель де Невер. – Но я все-таки не решаюсь вам сказать…

– Смелее, Аврора, не бойтесь. Ваше желание не может быть безрассудным, почему же оно должно быть плохо принято?

– Ну что ж! Анри, я хочу снова увидеть то подземелье, в котором мы встретили лишь новые страдания, хотя надеялись обрести там свободу.

– Я позволю вам это лишь в том случае, если сама буду сопровождать вас, – вмешалась в разговор принцесса.

– Что ж, матушка, идемте с нами. Вы ведь хотите понять, что мы выстрадали и почему нам так радостно вновь быть свободными; а еще вы сможете сами судить о том, что для нас сделали Хасинта и ее брат.

Антонио Лаго с охапкой факелов встал во главе шествия, к которому присоединился и Навай, и скоро все углубились в узкий проход, ведший в подземелье.

Аврора и донья Крус были чрезвычайно взволнованы. Они прижимались к своим женихам, мысленно вновь переживая страшные часы, проведенные между жизнью и смертью.

Шаверни хотел, чтобы баск рассказал о том, что здесь произошло, но тот приписывал все заслуги Флор, которая, в свою очередь, от них отказывалась. Даже мадемуазель де Невер не удавалось их урезонить, чтобы объяснить, что же в действительности совершил каждый из них.

– Ты ничего не видела, – говорила донья Крус. – Ты была в обмороке, и Антонио нес тебя на руках, как ребенка; пока он в кровь обдирал себе пальцы, чтобы расчистить нам путь, ты без сознания лежала вот здесь…

– Да, – подтвердил баск, невольно содрогнувшись, – а потом вы заставили ее идти во сне, как лунатика. Я никогда в жизни не испытывал страха, но когда увидел, что мадемуазель де Невер идет, вытянув руки, вся, как натянутая струна… она уверенно ступала в темноте и ни разу не споткнулась, а ведь вокруг было не видно ни зги!.. Я чуть не задрожал. В этом было что-то таинственное, чего я никогда, наверное, не пойму.

Цыганке пришлось рассказать, как силой своей воли и с помощью нескольких заклинаний, в тайну которых она была посвящена с детства, ей удалось заставить Аврору идти, когда та не могла держаться на ногах, и даже указывать остальным путь в кромешной тьме.

Герцогиня Неверская дрожала, слушая их, и испугалась еще больше, когда Лаго привел их к гулкому водопаду и рассказал о своей страшной схватке с принцем Гонзага на краю зияющей пропасти, отверстой в вечность.

Лагардер, конечно же, знал, что Антонио способен на самопожертвование, но все же с трудом верил своим ушам.

– Вы можете гордиться, Аврора, что вдохновили его на такие подвиги, – шепнул он своей невесте.

– Как нам отблагодарить его? – отозвалась девушка. – Ведь ради нас он десятки раз рисковал жизнью.

– Позвольте мне отдать эту жизнь за вас, если представится случай, – просто сказал баск. – Пока что я всего лишь рискнул ею, и вы мне ничего не должны.

– Неужели вы бы сделали это для кого угодно? – спросил Анри.

Горец тряхнул головой.

– Наверное, если бы речь шла о женщине. Впрочем, теперь, когда я узнал всех вас, я бы поступил так ради любого из своих друзей.

Это было сказано без всякого бахвальства; Лаго пожал протянутые ему руки, и лицо его не выразило ничего, кроме чувства удовлетворения от сознания выполненного долга.

Есть натуры, для которых самопожертвование – непреложный закон жизни. Они обладают благородством сердца, и такое благородство бесценно. Этим же замечательным качеством отличалась и донья Крус, так что Шаверни понимал: принимая титул маркизы, она удостаивает его большой чести. Цыганка и горец, стоявшие перед ним, за один лишь час выказали столько храбрости, сколько ему, быть может, не дано будет проявить за всю жизнь.

Именно теперь он понял разницу между тем, чему научился в «школе» своего славного кузена, и тем, что получил, следуя за Лагардером. Он оставил дурной путь ради доброго. Отныне он входил в союз людей, нерасторжимо связанных жестокими испытаниями, соединенных любовью, дружбой и взаимной благодарностью и достаточно сильных для того, чтобы бросить вызов любому злу и победить его.

Выйдя из подземного хода, юные невесты тоже ощутили прилив мужества. Они были рады, что посетили место своих страданий, и с нежностью смотрели на любимых женихов, улыбаясь при мысли о том, что Лагардер и Шаверни непременно защитят своих избранниц от любых невзгод.