Марикита

Таким образом, преступники, нанятые Гонзага, действовали куда менее успешно, чем он сам: принц, по крайней мере, имел удовольствие некоторое время удерживать свою жертву при себе. Слуги, как правило, недостойны своих хозяев, и если ястреб умеет защитить свою добычу, то пустельга бросает ее и бежит от опасности.

X ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЮСТРА

Филипп Орлеанский не ошибался, когда полагал, что весь Париж обратит внимание на Лагардера, игравшего едва ли не первую скрипку в приеме посла. Так оно и оказалось: кругом только и говорили, что о подвигах графа и о его скором браке с мадемуазель де Невер. Мужчины стремились стать его друзьями; женщины, слушавшие, как роман, рассказы о его злоключениях, о его храбрости и его любви, едва завидев, окружали графа тесным кружком, засыпали вопросами и всячески теребили, желая добиться благосклонного взгляда или улыбки. Не одна богатая и знатная девушка завидовала судьбе Авроры, не одна молодая овдовевшая маркиза мечтала о нем по ночам.

Слава герцога де Ришелье поблекла, и пожилые придворные дамы, которые в юности дивились рассказам о красоте Бэкингема и влюблялись в его портрет, теперь не уставали повторять своим внучкам, что Лагардер похож на него как две капли воды. Старушки, конечно, несколько преувеличивали, но возразить им было некому, и они вполне могли верить в свою правдивость.

Шаверни тоже пользовался любовью парижан, да и мастера фехтования не были обделены вниманием.

Кокардас на радостях пил в свое удовольствие, а нормандец с головой окунулся в похождения.

Впрочем, когда того требовали интересы графа, они забывали о себе и, одетые в новое платье, повсюду следовали за ним и даже ждали у дверей дома, один по правую сторону подъезда, другой – по левую. Отблеск его славы падал и на почтенных мэтров, и казалось, что они (особенно Кокардас) смотрят на весь мир несколько свысока. Теперь у них не бывало недостатка в деньгах: монеты весело позванивали в их карманах, ударяясь друг о друга. Поистине, профессия честного человека имела свои преимущества.

Между кубками, осушаемыми Кокардасом, – а, видит бог, он наполнял их довольно часто! – всегда находилось место для похвального слова Лагардеру. Ведь стоило фехтмейстеру войти в таверну, как его окружала толпа любопытных, желавших услышать об Испании, об обращенных в бегство разбойниках, о мадридской виселице, о том, как шпаги храбрецов пронзали оборванных цыган и благородных идальго. Говоря о Королевском отряде Лагардера, вдохновенный повествователь выпивал два стакана вместо одного, будто по-прежнему чувствовал, как у него пересыхает в глотке от пыли, поднятой копытами сотен лошадей.

Имя Лагардера передавалось из уст в уста, попутно обрастая легендами, так что граф, проходя по улицам, искренне удивлялся, что простой народ кланяется ему, называя по имени.

Амабль перестал встречаться со строптивыми неряхами. Для него настал поистине золотой век. Звонкие удары клинков сменились не менее звонкими поцелуями, а Паспуаль постоянно держал наготове губы, как раньше – шпагу. Как только у него выдавался свободный часок, он исчезал, и можно было с уверенностью сказать, что любвеобильный нормандец бродит где-то между холмом святого Роха и улицей святой Анны, среди домов девиц, отличавшихся красотой, но не добродетелью.

Что касается Антонио Лаго, которого не интересовали ни вино, ни красотки, то он объявил себя рыцарем Авроры и ее подруги. Под грубоватой внешностью горца скрывалась по-настоящему самоотверженная душа. Молодым девушкам более не требовалось испытывать его преданность: с баском и его сестрой они чувствовали себя в полной безопасности. Вероятно, именно поэтому кому-то потребовалось, чтобы баск получил поручение от графа и не смог больше оставаться на Луврской набережной.

Отсутствие Лаго, готового защитить Аврору от кого угодно, оказалось на руку Жандри и Киту, которые не преминули этим воспользоваться, правильно рассудив, что другой случай может и не представиться. Им хорошо заплатили, и они, как коршуны, кружили вокруг дворца Неверов, грозя разрушить счастье влюбленных. Неусыпная бдительность Антонио мешала им.

Через восемь дней после отъезда Мехмета-эфенди должен был состояться бал, который в честь Лагардера, Шаверни и их невест давали герцог и герцогиня Сент-Эньян.

Пока герцог жил в Мадриде, его особняк на улице Варенн стоял запертым, да и после возвращения хозяев были открыты лишь их личные апартаменты. Но когда герцогиня решила дать бал, на который был приглашен весь высший свет, то во дворце Сент-Эньян появились десятки рабочих, столяров, художников, позолотчиков, обойщиков. Были приведены в порядок первый этаж и сады; было нанято огромное количество новых лакеев. Герцогиня проводила целые дни посреди ворохов тканей и нагроможденной мебели, указывая место для каждой вещи и муштруя слуг, – словом, она неустанно трудилась, чтобы сказать, наконец, мужу; «Все готово».