Маримба!

– Будешь Лизой, – сказала я ей. – Конечно, волос на самом деле у тебя никогда таких не было. А так – похожа. Ты знаешь три европейских языка, один редкий, имей в виду. Ты сильно поправилась с годами, набрала больше ста килограммов, очень переживаешь из-за этого, но замужем. Мужа часто упоминаешь в разговорах, но кем он работает, не говоришь. Из чего я делаю вывод, что гордиться нечем. У тебя есть слово-сорняк, милое, теплое, ты так симпатично его выговариваешь, мягко-мягко. «Понятно?» – к месту и не к месту спрашиваешь ты. Когда я услышала твое «понятно» спустя столько лет, на меня как будто пахнуло юностью, нашими бесконечными беседами, невероятно взрослыми, запутанными, волнующими, долгими прогулками по зеленой, малолюдной – тогда – Москве… «Фильм – дерьмо, понятно? – сказала ты. – История, которую ты написала о себе, по крайней мере, что-то точно брала прямо из своей души, – убожество. Понятно?» Понятно, что ж тут непонятного.

Аля, самая моя любимая подруга, которую я считала сестрой, всегда мечтала о славе. Училась – мечтала, работала – мечтала. Часто говорила о славе, собирала по крохам все, что могло сойти за предвестие большой, настоящей славы. Она пела народные песни и играла в театре. Ближе у меня подруги никогда не было. Ей можно было рассказать все и получить поддержку и понимание. В тридцать лет Аля родила ребенка от женатого человека. Забеременела случайно. Но, как бывает в таких ситуациях, решив оставить ребенка, привязалась к его отцу слишком сильно. И вскоре родила второго. Отец ее детей не мог понять, кого он любит – жену или мою подругу, или кого-то еще, или вообще никого. Жил то в семье, то в студии, он тоже был музыкантом. Не сразу, но я узнала, что у него в первой семье растет больная дочь. Спросила как-то свою подружку:

– Тебе не жалко его жену?

Это был жестокий вопрос, жесточайший.

– Ты мне просто завидуешь, – не задумываясь, ответила моя лучшая подруга.

– Завидую? Чему?

– Счастью моему завидуешь, личному. Славе моей завидуешь. Ты же неудачница. Во всем. Вот и завидуешь!

Я пожала плечами, попрощалась с ней, больно стало потом. Когда я осознала, что больше у меня нет подруги, которая все поймет, поможет, самой лучшей и близкой.

Я «пригласила» ее сейчас к себе на юбилей. Вот она сидит. Куклы все похожи друг на друга. Или красотки, или симпатичные малышки. Напоминающей Алю, невысокую, крепкую, коренастую, с некрасивыми ногами, неправильным лицом, куклы не оказалось. Я посадила белочку, мягкую пушистую белочку, которая в Катькиных играх часто бывала почему-то доктором. И моя подружка много лет была моим доктором. Помогала, лечила душевные раны… Не случись того разговора, я бы пригласила ее сегодня к себе на день рождения. Она бы спела мне бесконечную и тоскливую русскую песню «Не кыланись-ка ты, головушка…» В песне тридцать восемь или сорок шесть куплетов, где-то так. Когда Аля заводила ее на праздниках, в гостях, те, кто слышал уже песню, выходили покурить или подышать, заглядывали в комнату – поет еще? ну, мы пойдем еще подышим…

Снова раздался сигнал скайпа.

– Мам! Ну как ты там?

– Отлично!

– Мам, кроме «отлично» что ты можешь сказать?

– Да у меня все в порядке, дочка, правда. Кроме того, что ты не выспалась.

– Я – как огурчик, мам!

– Американский?

– Русский народный огурчик, мам! Кривой и сладкий!

– Да уж ладно, – засмеялась я. – Кривой… Всем бы огурчикам такими кривыми быть…

– Я душ контрастный приняла, не усну больше. У меня напор воды такой – сбивает с ног, даром что тридцать седьмой этаж.

– Так Америка же, понятно, – улыбнулась я. – У них вода в другую сторону льется, все не как у людей. Чем выше, тем напор сильней.

– А хочешь, я тебе спою?

– «Не клонись-ка ты, головушка»? – засмеялась я.

– Почему? – удивилась Катька. – Нет. Я и не знаю такой песни, кажется… Нет, давай я тебе что-нибудь повеселее, из латиносов, а?

– Давай…

– El la parranda est en calle… – весело завела Катька и вдруг, поперхнувшись, остановилась. – Мам, а что там у тебя за спиной?

– Что? – обернулась я.

Черт!.. Я же забыла развернуть компьютер в другую сторону!

– Мам, что там такое на стульях? Мои куклы?

– Да… Я решила всех пропылесосить…

– Кого всех, мам?

– Кукол, Кать.

– Это обязательно делать сегодня?

– Ну да… Чтобы не было пыли…

– А почему они на стульях сидят, за столом… Мам!.. Что такое?

– Да не обращай внимания! Я… я сейчас вообще, наверное, пойду… собаку куплю. Пока тебя нет, чтобы за кем ухаживать.

– Мам… Так, спокойно, Катя… – это Катька сказала себе. – Мам, ты уже выбрала собаку?

– Пока нет.

– Ну так ты выбери сначала, а потом покупай, хорошо?

– Хорошо.

– Может, тебе пойти куда-то? В ресторан там или в парк? У тебя какая погода?

– Погода? – я глянула в окно. – Да погода как погода. Средней осенней паршивости. С неба капает, под ногами хлюпает. А так в общем – отлично.

– Мам, ну ты же не американка, что у тебя все отлично. Просто fine да fine сплошные. Я от их fine и nice без тебя устала. Можешь поныть, не стесняйся. Хоть родиной запахнет.

– Договорились, как будет о чем ныть, сразу тебя наберу. И с чего это наша родина вдруг тоской пахнет?