Обнимаясь так, они простояли минуты две. Но потом она высвободилась из его объятий, и счастливая, стала вглядываться в его глаза, гладить щёки, осыпать поцелуями лицо и руки. Из её глаз катились слёзы радости. Она то прижималась к нему, то отстранялась. Ласково повторяла его имя и сквозь пелену слёз всё смотрела, чтобы удостовериться, что это не сон, а её Лёнечка, о котором она думала постоянно, но о встрече даже и не мечтала. И вот, по необъяснимому волшебству, он, её Лёнечка, стоит рядом. Она никак не могла в это поверить.
Обнимаясь они стояли в коридоре уже минут пять. Только после того, как любопытная соседка выглянула из своей комнаты и демонстративно громко хлопнула дверью, – Марина опомнилась.
– Ой, задержались мы тут с тобой. Разувайся, ты весь замёрз, я сейчас буду тебя кормить, отогревать.
Она помогла Лёне пройти в свою комнату и, усадив его на диван, сама сняла с него ботинки, и хорошенько укрыла пледом, и шалью.
– Ты посиди минуточку, я только чайник поставлю.
Марина побежала на кухню. Поставив на огонь чайник, принялась жарить яичницу с колбасой. Через несколько минут она вернулась в комнату, держа в одной руке чайник, а в другой сковороду с яичницей. Лёня сидел на диване весь укутанный, но его зубы всё равно выстукивали барабанную дробь. Поставив чайник и сковородку на стол, Марина прошла к дивану и села рядом. Она гладила Лёне волосы, растирала руки, пытаясь согреть их. С радостью, с трепетной нежностью они называли друг друга по имени. Счастливые, смотрели друг другу в глаза, читая в них слова любви и преданности. Им многое нужно было рассказать друг другу, но главное уже было сказано.
– Ой, что это я, – опомнилась Марина. – Давай пить чай и отогреваться. Она помогла ему подняться и пройти к столу. Марина заставила Лёню сначала выпить стакан горячего чаю с малиновым вареньем, и только затем он поел. Всё это время она не сводила с него нежного взгляда. Не задавала ни одного вопроса, дабы не мешать ему есть, а просто смотрела, и смотрела. Ей не верилось, что это происходит с ними. Ведь прошло больше шести долгих лет с момента разлуки.
Лишь первые недели с того момента, как она уехала из Курска, Марина не часто вспоминала Лёню. Когда всё обустроилось, стала тосковать. Она помнила, как он защищал её, поддерживал, занимался подготовкой к экзаменам. Благодаря его терпению, она окончила школу с хорошими отметками и смогла поступить в училище. Она помнила и Семёна Давидовича, его решительность, доброту, проявленную к ней. Уже тогда она понимала, что, мягко говоря, «неудобна», что её появление в их семье чревато серьёзными последствиями, но Семён Давидович не отказал, не выгнал, с чем до этого ей часто приходилось сталкиваться. Марина искренне была благодарна этим людям, любила их. В течение всех этих лет у неё не возникала мысль о другом мужчине, помимо Лёнечки. Она не представляла себя с другим.
После еды, особенно после горячего чая, Лёне стало теплее, но всё равно зубы изредка, да отбивали дробь. Марина приготовила ему горячую ванну. Лишь пролежав в тёплой воде некоторое время, он наконец-то согрелся. Марина сидела на табуретке рядом.
Лёня прерывался, целуя руку девушки, затем продолжал снова…
– Лёнечка, а где ты сейчас живёшь?
– В Америке. Да, милая. Мы эмигрировали в Америку. Жил в Вашингтоне. Я позволил уговорить себя покинуть страну лишь потому, что папин друг, который добился разрешения на выезд, обещал мне помочь вернуться обратно, как только найдут тебя. Когда сообщили, что ты проживаешь в Москве по такому-то адресу, жива и здорова, я готов был пешком идти к тебе. Ты так нужна мне, Мариночка. Я не могу жить без тебя.
Лёня не стал рассказывать Марине, что её нашли больше полугода назад, и московский знакомый письмом сообщил им об этом. Но мама письмо скрыла и спрятала. Тайна бы вообще не всплыла, если бы тот друг в новом письме не поинтересовался, как Лёня отнёсся к известию, что Марина нашлась. Письмо вручили Семёну Давидовичу, и таким образом всё стало известно. Лёня ушёл из дома. Жил у товарища, а когда через три месяца появилась возможность поехать в Калугу на научную конференцию, он ею и воспользовался, лишь забежав домой попрощаться. Софья Яковлевна отговаривать не стала.
– Я так сильно люблю тебя, Мариночка. Мне легче умереть, чем быть в разлуке с тобой.