Ещё было светло, хотя солнце уже скрылось за деревьями. Его розовые лучи просвечивали сквозь листву, отражаясь в оконном стекле. Включив магнитофон, я задумалась, глядя на закат. Минут через десять вслед за мной, потягиваясь, вышел дядька. Некоторое время он молча разглядывал меня, а затем, так и не произнеся ни слова, вернулся в дом. Вскоре, привлечённый музыкой, в воротах соседнего дома показался Димка. Опершись рукой на забор, он стал смотреть в мою сторону. Вслед за ним выглянула Алёнка. Приблизившись к брату, она положила ему на плечо свою руку и стала что-то нашёптывать на ухо, косясь на меня. Потом откуда-то появились Федя и Вадим, прибежала толстая Анька с девками и подошли ещё парни. Остановившись возле Димкиного дома, деревенские стали о чём-то переговариваться, не решаясь приблизиться ко мне. Отвернувшись от них, я внимательно вслушивалась в слова зажигательного цыганского романса, одновременно поводя плечами и прищёлкивая пальцами в такт музыке.
Вдруг совсем близко кто-то сказал:
-Станцуй, Марина!
Подняв голову, я встретилась взглядом с Димкой. Следом подтянулись и остальные. Окружив скамейку, они стали уговаривать меня не стесняться. На что я нехотя ответила:
-Если бы умела, то станцевала!
-Марина, тебя общество просит! – неожиданно раздался слева дядькин голос.
Недовольно покосившись на Женьку, я обомлела: одетый в розовую атласную рубаху и чёрные брюки, заправленные в кожаные полусапожки, с блестящими глазами и вьющейся копной волос он казался вылитым цыганом.
-Ну, хорошо, попробую, - после паузы произнесла я.
По моей просьбе Женька отыскал на кассете нужную запись и включил магнитофон на полную громкость. Одновременно деревенские расступились и образовали большой круг. Приподняв правой рукой подол длинной юбки, а левой придерживая платок на плечах, я под перезвон гитар выступила на середину. Затем почти сразу, как это обычно бывает в цыганских мелодиях, темп убыстрился и я завертелась, как юла, в бешеной пляске, размахивая подолом направо и налево и выбивая дробь каблуками. При этом у меня в ушах звучали подбадривающие крики и хлопки, а перед глазами мелькали, как в калейдоскопе, лица. В кульминационный момент, когда, выгнувшись дугой, я затрясла плечами и грудью, в круг неожиданно вступил дядька. Похлопывая себя ладонями по бёдрам, как это делают в танце цыгане, он вихрем закружился вокруг меня. Зрители тут же радостными восклицаниями поддержали наш новоявленный дуэт и, не успела стихнуть музыка, как раздались громкие аплодисменты. Никто из присутствующих явно не жалел ладоней. Разгорячённая танцем и прерывисто дыша, я кланялась вместе с Женькой, который не успевал вытирать со лба пот. Деревенские же столпились вокруг нас и, казалось, их восторгам не будет конца. Затем все стали упрашивать нас с дядькой повторить танец. Женька вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно покачала головой и сказала, что хорошего понемножку. После чего, оставив дядьку отвечать на восторженные излияния зрителей, забрала магнитофон и удалилась в дом.
Проходя через зал, я вдруг заметила на столе листок, вырванный из тетради, и машинально хотела смахнуть его с клеёнки, однако там было что-то написано. С листком в руках я приблизилась к окну и прочла следующее: «Жду тебя ровно в семь за околицей». Под запиской не было подписи, но моё сердце учащённо забилось, а щёки, буквально, запылали. Впрочем, вполне возможно, что я ещё не совсем пришла в себя после танца. Так как стрелки на часах показывали без четверти семь, а до околицы можно было добраться за пять минут, у меня осталось ещё время подумать. Внимательно перечитав в который раз таинственное послание, я сначала предположила, что это очередная Женькина шутка. Потом – что записка адресована не мне, а дядьке. Однако мой внутренний голос твердил, что это не так.
Без пяти семь я в последний раз пробежала глазами записку: буквы были выведены твёрдо, по-мужски. Наверно, он уже ждёт. Выглянув в окно, я убедилась, что Женька по-прежнему сидел под домом и разговаривал с деревенскими. Значит, придётся идти через сад. Из-за того, что времени на переодевание уже не было, я отправилась на свидание прямо в цыганском наряде, только платок оставила на стуле, чтобы он не цеплялся за кусты. С трудом открыв из-за ржавых петель калитку в конце сада, я пересекла пустырь и вот она – околица. Ещё издали я увидела, что меня никто не ждёт. Вокруг было пустынно, как обычно здесь в вечерние часы. Вдали за тёмный лес садилось солнце. Тогда я оперлась рукой на полуразвалившийся плетень и задумалась.
Внезапно кто-то сзади прикоснулся к моему плечу и тихо позвал:
-Марина!
Обернувшись, я увидела… Вадима. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Затем он быстрым движением протянул мне огромный букет, который прятал за спиной. Это были великолепные розы, алые, как закат. Не успела я поблагодарить его, как парень, пристально глядя мне в глаза, начал читать стихи:
Розы – страшен мне цвет этих роз,
Это – рыжая ночь твоих кос?
Это – музыка тайных измен?
Это – сердце в плену у Кармен?