Стукъ таратайки Іосифа Козьмича давно смолкъ на песчанистомъ пригоркѣ; давно погасъ на печи, нестерпимо чадя, сальный огарокъ Петруся, и блѣдный свѣтъ зари уже брежжилъ въ оконца кузни, а Марина все такъ же упорно и безсознательно не отрывала глазъ отъ бездыханнаго
Послышались шаги, скрипъ двери… кто-то вошелъ, остановился на порогѣ… Она не подымала головы…
Это былъ Петрусь. Она видѣла, какъ онъ шагнулъ ближе, низко наклонился, протянулъ руку, провелъ ею по волнистой шерсти безжизненнаго
Нежданными, горючими слезами залилась въ отвѣтъ имъ Марина. Сознаніе вернулось къ ней вмѣстѣ съ ними.
— Петрусь, ты добрый… помоги, — надо похоронить его, едва могла она выговорить.
Мальчикъ, безъ дальнихъ словъ, приподнялъ трупъ собаки и поволочилъ его, ухвативъ обѣими руками, къ двери.
— Онъ тяжелъ, ты не снесешь одинъ.
Они вынесли его вдвоемъ на дорогу.
— А гдѣ же
— Куда-нибудь подальше, въ лѣсъ пойдемъ, отвѣчала она.
— Свезти можно… на тачкѣ свезти, сказалъ мальчикъ, — тольки бы хозяинъ…
Онъ живо кинулся въ кузню, заглянулъ въ
— Долго спать теперь будетъ! успокоительно закивалъ онъ Маринѣ, выкатилъ на дорогу тачку, служившую для возки угля изъ
— Понятный якой песъ былъ! помянулъ его вздохомъ Петрусь, ухватываясь за ручки и тихо двигая тачку впередъ.
— Онъ всегда такой злой… твой хозяинъ? спросила черезъ мгновеніе Марина, идя за нимъ вслѣдъ.
— Бѣда! прошепталъ въ отвѣтъ мальчикъ.
— Ты его боишься?
— Бо-ю-ся… потому — знахарь! еще тише, осторожнѣе промолвилъ онъ.
— Ты сирота, Петрусь? спросила она опять, помолчавъ.
— Сирота, отвѣчалъ онъ, ни батька не маю, ни матери…
— Какъ и я! сказала Марина.
Мальчикъ пріостановился и обернулся на нее съ выраженіемъ величайшаго изумленія… но допрашивать все же не рѣшался…
— Никого у меня, Петрусь, подтвердила она, — никого на свѣтѣ!
Онъ растерянно глянулъ въ ея блѣдное, больное лицо, стиснулъ сильнѣе пальцами ручки тачки и безмолвно двинулъ ее опять впередъ.
Они перебрались чрезъ закинутое поле, поросшее полынью и дикою ромашкой, къ опушкѣ дремучаго вѣковаго лѣса, раскидывавшагося отсюда вправо и влѣво на необозримое пространство. никто, казалось, никогда не проникалъ въ эту грозную лѣсную пустыню… Ни просѣки, ни порубки, ни телѣжнаго слѣда… Только одна, едва замѣтная, узенькая тропка вилась и пропадала межь тѣсно насаженными деревьями; густая темь еще чернѣла подъ ихъ низко свѣсившимися вѣтвями.
Мальчикъ разомъ остановился.
—
Марина отыскивала мѣсто глазами.
— Вонъ тутъ можно, подъ сосною, сказала она.
Петрусь подвезъ туда тачку, вытащилъ изъ-подъ трупа припасенную имъ лопату и принялся копать яму для
Земля послѣ дождя была мягка, и мальчикъ скоро кончилъ свою работу. Марина между тѣмъ нарвала ольховыхъ вѣтокъ и уложила ими яму, тѣми же вѣтками покрыла она опущенное туда Петрусемъ тѣло ея друга и сама закидала его землей.
Мальчикъ принялся утаптывать поднявшійся бугорокъ, "чтобы волки не отрыли"… Слезы вновь такъ и душили Марину…
— Петрусь, сказала она, — не знаю, чѣмъ благодарить тебя, — ничего у меня нѣту… Дай хоть поцѣлую тебя!
Она обняла его за шею и крѣпко поцѣловала въ щеку.
— Вези-жь теперь скорѣе тачку назадъ… чтобъ не проснулся
— А вы куда-жь теперь, барышня? съ замѣтнымъ безпокойствомъ спросилъ мальчикъ.
— Барышня! повторила она — и уныло улыбнулась;- я не барышня, Петрусь, я такая-жь какъ ты сирота безродная, безпріютная… И куда мнѣ итти — того сама не знаю…
— Я съ вами останусь! весь вспыхнувъ, предложилъ онъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, ни за что!
Мальчикъ отвернулся, махнулъ себѣ рукавомъ по глазамъ — и покатилъ тачку по направленію къ кузнѣ.
А Марина, отыскавъ замѣченную ею тропинку, пошла по ней не оборачиваясь…