Марина. Хорошо ли ты меня знаешь (СИ)

— Мне кажется, каждый человек состоит из двух противоположностей: желания открыться и желания спрятаться. — Сказала Марина. Это был итог ее самонаблюдений и максимум свободы, данный ей.

— Что ты имеешь в виду? — Спросила подруга.

И, поскольку, личная борьба Марины в данный момент свелась к фазе «закрыться», объяснить она не смогла, и разговор перешел на мальчиков и тряпки.

Но именно тогда она ощутила всю отчаянность своего положения. Тяжело жить в хрустальной башне. В основном, потому, что все вокруг ждут от тебя адекватной реакции вменяемого человека, и, не встретив отклика, отворачиваются туда, где они желанны, где их ждут. И никто не видит того, другого человека, который отчаянно бьется за стеклом, пытаясь пробить слабыми руками тонкую, невидимую и непреодолимую преграду. Другой Марины никто не знал. Она смирилась с тем, что так будет всегда.

Стамбул, 2011.

— А как же вы встретились, Омар-бей?

— Это произошло намного позже.

Когда Омар встретил Марину, она уже сделала первые шаги к тому, чтоб вырваться из хрустальной башни. Не очень удачные, совсем не умные, но когда человек спасает свою жизнь, он хватается за то, что находит.

— А что было дальше?

— Дальше? Дальше, Сезен Марты, было многое. Но тебе пора домой.

— Но Омар-ефенди!

— И ни-ни, домой и все!

Птичка не смела настаивать. Она молча собралась и пошла к выходу.

— Сезен Марты! Завтра поговорим.

— Да, Омар-бей!

Мир снова прекрасен!

Легкие каблучки простучали по мраморной лестнице. Вечер только начинался, воздух пьянил. Завтра — непонятно что завтра, но Омар-бей не любит больше эту женщину, а вечер действительно прекрасен!

— Сезен Марты!

Она оглянулась. Ну, конечно! Этого еще не хватало!

— Дениз! Ты что тут делаешь?

— Да вот, тебя ждал.

— Зачем?

— Увидеть хотел.

— Ну, видишь.

— Сезен Марты, а пошли со мной в кино?

— Извини, Дениз. Я сегодня устала. Не могу.

— Давай я тебя провожу.

— Не надо, Дениз. Я и сама дойду.

— Почему, Птичка?

— Люди подумают, ты ухаживаешь за мной. А ведь это не так.

— Пусть думают! Что здесь плохого, если я даже и ухаживаю за тобой?

— Прости, Дениз. Ты мне как брат. Но и только.

— Так значит, люди правду говорят!

— О чем ты?

— Что у тебя роман с этим генералом! Ты с ним спишь?

— Как тебе не стыдно! Уйди! Видеть тебя не хочу! Никогда!

Слезы жгли ее лицо. Она побежала, не оглядываясь, и не видела, как несколько кварталов Дениз шел следом и бормотал извинения, а затем отстал.

Вечер, который обещал стать таким приятным, был безнадежно испорчен.

Почти четыре квартала тащился Дениз за Сезен Марты, как приклеенный, на глазах у всех, понимая, как он жалок и глуп.

— Дениз! — окликнул его знакомый голос. А, это Озан.

— Ну и видок у тебя! — Хохотнул Озан, догнав его.

— Чего тебе?

— Пошли, выпьем.

— Да ну тебя!

— Ну чего ты! Пойдем!

И Дениз пошел. В их компании весельчаку Озану не отказывали. Высокий, широкоплечий, румяный, балагур и любимец девушек, он просто не знал, что такое отказ и горечь поражения. В тех редких случаях, когда его отвергали, он этого просто не замечал.

В кафе, когда они пришли туда, уже сидела большая часть их компании: прежде всего Тимур, завсегдатай и заводила большинства проделок, Укзмет — студент-зубрила, но когда выпьет и расслабится — оказывается совсем ничего, Бату и Нико — эти всегда что-нибудь придумывают, не всегда приличное. Был тут и Давид — иностранный студент, глядящий на их компанию через дужки узких очков. Челик и Кара, брат и сестра. Вообще-то сестер обычно в такие компании не берут, но Кара с детства бегала за братом, и так как-то все привыкли к ее обществу.

— А вот и мы! — Весело заорал Озан. Люди оборачивались на голос Озана, стараясь рассмотреть сквозь клубы дыма, заполнявшие комнату, кто такие «мы». Но Озана не смущало чужое внимание, смутишь такого!

— Привет, Озан!

— Привет. Кара, Челик, Бату, Давид! Посмотрите, кого я вам привел сегодня! Дениз, иди сюда.

— Понимаете, — продолжил он рассказ после неизбежных приветствий, — иду по улице и вижу нашего друга в слезах.

Он сделал многозначительную паузу и продолжил:

— Из-за девушки!

Озан не прогадал, привлечь внимание ему удалось, и поднялся шум.

— Из-за девушки!

— Ого!

— Ну, приятель!

— Я был лучшего мнения о тебе!

— И кто же это? — Спросила любопытная Кара.

За Дениза ответил все тот же Озан:

— Сезен Марты, вот кто!

Снова поднялся шум, но теперь уже сложно было понять, выражают ли приятели сочувствие, восхищение или осуждение. Страдать из-за чувств в этой группке считалось плохим тоном. Настоящие мужчины (а даром, что никто из них еще не успел обзавестись семьей и постоянной работой — современными атрибутами мужественности) никогда не страдают из-за чувств. Тем более, по поводу женщин. Так же у них было принято отрицать патриотизм, выступать за свободу секса и — по какой-то необъясненной причине — предпочитать Фенербахче другим футбольным клубам.