Марина Мнишек

Только с этого момента стала возрождаться надежда на повторение краковского великолепия, едва было не иссякнувшая в связи с не очень впечатляющим первым приемом свиты Мнишков при пересечении ими границы. Можно представить, с какой радостью царица с сопровождающими ее дамами пересела в присланные ей «три кареты с окнами, внутри обиты соболями, шоры бархатные». Нарядные дамы, сидевшие в комфортных каретах, теперь уже с интересом должны были рассматривать в открытые окна просторы нового отечества царицы Марины Мнишек.

Весь царицын поезд двинулся в путь под двойной охраной польских гусар и московских служилых людей. По двенадцати лучшим белым лошадям в одной упряжке издали можно было легко определить, где среди этих нескольких тысяч людей находилась карета новой московской царицы.

21 апреля царицын поезд остановился в Смоленске. Марине Мнишек предстояло еще одно испытание – встреча с ее новыми подданными, на этот раз в городе, о возвращении которого под руку Речи Посполитой мечтало не одно поколение польской шляхты. И вот теперь мечта, кажется, сбывалась. Со временем Смоленск было обещано возвратить королю Сигизмунду III. Пока же народ просто высыпал навстречу столь неожиданным гостям. Казалось, весь город встречал царицу, расположившись на стенах потрясающей своими размерами Смоленской крепости. Один из сопровождавших Марину Мнишек дворян записал позднее в своем дневнике, что «народу было до нескольких десятков тысяч, которые челом били и соболей дарили». Навстречу Марине вышло смоленское духовенство с образами Пресвятой Богородицы, «которые подавали ее величеству целовать». Кроме того, угощали хлебом и солью, к чему поляки уже начинали привыкать. Бояре, посланные царем Дмитрием Ивановичем, устроили обед для воеводы Юрия Мнишка и его близких. Царица же в это время «во дворе своем обедала».

Смоленский пир плохо повлиял на воеводу Юрия Мнишка. Он заболел, и из-за этого пришлось задержаться в Смоленске на некоторое время. Между тем свита воеводы с трудом управлялась в непривычных для нее московских избах. Пару раз едва не устроили пожар, причем один раз загорелось на кухне в доме, где останавливалась сама Марина. Но гораздо более неприятное происшествие случилось со слугой автора «Дневника Марины Мнишек». Некий пахолик запалил порох, «которым себе выжег глаза и лицо». Только потом (и не одному автору «Дневника Марины Мнишек») стало понятно: «И то, видно, было первое худое предзнаменование дальнейших наших неудач…» [99]

Недомогание пана воеводы не сказалось на обычном распорядке дня. В воскресенье 23 апреля отслужили католическую мессу. Немало смолян собралось посмотреть на невиданное зрелище. Люди толпились, ломая ограждения, и долго удивлялись звучавшей музыке.

Дорога от Смоленска до Москвы выглядела уже лучше, она была выровнена и замощена, однако даже при этом поезду царицы Марины Мнишек не удалось избежать несчастных приключений во время переправ через разлившиеся реки. Снова форсируя Днепр, потеряли нескольких слуг, утонувших в холодной весенней воде. Один из «товарищей» в роте саноцкого старосты так активно расчищал себе дорогу саблей, что отсек палец на руке своему приятелю. Все эти трагические случайности не могли не повлиять на настроение людей, остававшихся в свите Марины Мнишек. Дорога перестала казаться легкой и веселой, поляки с опаской переправлялись через многочисленные реки. К тому же начались задоры с «москвой». Инициаторами ссор выступали гости, слишком рано почувствовавшие себя хозяевами страны, которой они еще не могли узнать по-настоящему. «Так как наши сурово с “москвой” обходились, – замечал автор «Дневника Марины Мнишек», – назначили судей и записали правила. Но тех правил не исполняли…» [100]