Марьина роща

Со всех концов Москвы собирал вести «Дед-травоед»; казалось, он бывал сразу везде, все видел, все знал. Если порою «Московский листок» позволял себе довольно робко задеть какого-нибудь не в меру обнаглевшего купчину, то «Дед-травоед» сплеча «крыл» и «протаскивал» мерзавцев и жуликов из номера в номер. От «Московского листка» купчина мог откупиться, а что поделаешь с ядовитым «дедом», которого даже полицейское начальство не знает, где искать? И приходилось хозяйчику, лавочнику, домовладельцу, попавшим на зубок к «деду», ходить оплеванными.

И это бы еще полбеды, да вредный «дед» ухитрялся по каждому случаю подсовывать читателям свои политические выводы… Были эти выводы просты и понятны всякому: непрочен мир у волка с ягненком, есть против волка одно средство — всенародная дубина, — и пора этой дубиной протянуть волка по хребтине…

Мало кто в Марьиной роще догадывался, что грозный и язвительный «Дед-травоед» был местный житель, скромный «чудак» — столяр Травин. В ту пору Марьина роща газеты видела только в трактире, где читали «вгул» самое важное. А «Долю бедняка» в трактирах не держали: упаси бог от таких писаний! И все же проникала она всюду на правах подпольного издания.

* * *

…Отзвучали залпы орудий, громивших революционную Пресню, дотлевали развалины фабрики Шмита, опустели верхние этажи рабочих спален «Трехгорки», обстрелянные артиллерией. Волчьи отряды карателей бросились в Подмосковье. Вооруженное восстание московского пролетариата было сломлено… В городе начались массовые аресты. Кто мог — уходил с Пресни и скрывался в других районах у знакомых, кто мог — уезжал в деревню.

Некоторые участники пресненской обороны нашли временное убежище в Марьиной роще, переходя из трактира в трактир. Так, здесь скрывались боевик Никита Трофимович Меркулов и Александра Степановна Морозова, по мужу Быкова…

Тех, кто не сумел или не хотел скрыться, хватали без разбора. Число арестованных доходило до нескольких тысяч. В полицейских протоколах в графе «причина ареста» отмечалось:

«…за то, что шел самой короткой дорогой к месту назначения»;

«…за белую папаху»;

«…за подозрительно длинные волосы»;

«…за смуглый цвет кожи»;

«…за студенческую тужурку под пальто»;

«…за красный платок в кармане»;

«…за табак, завернутый в красную бумагу»;

«…за то, что не нашли креста на шее…».

Сторожа, хожалые и табельщики были героями дня: от них зависело выдать рабочего или пощадить.

В Марьиной роще аресты были немногочисленны. Одним из первых взяли Ивана Васильевича Талакина. Леша остался с матерью. Отец не вернулся, и узнать о нем ничего не удалось. Не вернулись к Анне Петровне и ее студенты. Прислал к Блинову за вещами механик Савин. Блинов попробовал задержать посланного, но тот вырвался. Разумеется, Савин больше не появлялся.

Казалось обывателям Марьиной рощи, что все кончилось, когда затишье прорезала новая молния: в районе появились листовки. Были они напечатаны слеповато, но типографским способом.

«…Даже по донесениям наших генералов к 1 января было расстреляно и повешено 900 борцов за народную свободу, убито 14 000 человек, ранено 19 000, взяты в плен и по тюрьмам рассажены 74 тысячи свободных русских граждан…».

Дрогнули пальцы с загрубелой кожей, непривычные к обращению с тонкой бумагой. Листовка исходила от Московского Комитета. В первые дни февраля 1906 года десятки таких листовок появились на заводе Густава Листа, проникли на чулочную фабрику, в мастерские…

Значит, партия жива.

Значит, борьба продолжается.

* * *

Талакиным приходилось туго. После ареста мужа недолго продержалась Настасья Ивановна на чулочной фабрике — уволил строгий хозяин Иван Гаврилович. Пыталась она устроиться в разные мастерские все дальше и дальше от Марьиной рощи, но нигде не требовалось вязальщиц. Пришлось продавать мужнину одежду, пустить в комнату одну, потом вторую жилицу-коечницу, согнуться, сжаться, перебиваться случайной работой на людей: стиркой, мытьем полов, несложным портняжеством. Время шло. Мать стискивала зубы, но не позволяла сыну бросить школу и поступить учеником к хозяйчику.

Революция пятого года подняла всю Москву и волной прокатилась по России. Лежащую за городской чертой Марьину рощу она также коснулась, как об этом рассказывает старожил Иван Егорович:

— В октябре и ноябре 1905 года творились и у нас разные чудеса. Образовались профессиональные союзы, до того неслыханные; например, в Марьиной роще крепко работал Союз служащих трактирного промысла. Правление его находилось на углу Трифоновской. Там подобрались твердые ребята, они сильно наступили на хвост нашим трактирщикам. Шубин оказался всех хитрее, сразу пошел на все условия. Очень был смекалистый мужик; конечно, хищник, но умел казаться ласковым, как и Мещерин. Следом за трактирными служащими стали было сбивать в союз портных и сапожников, которые работали на хозяйчиков, но из этого ничего не вышло: те своей пользы не понимали и сами надеялись стать хозяйчиками.