Марина Цветаева. Письма 1933-1936

Ты думаешь — я не писала «случайно»? П<отому> ч<то> чем-нибудь была «занята»? Мне это неписание тебе стоило бо*льших усилий, чем все мои писания вместе взятые: других усилий: другие мускулы работали: обратное.

Ну, жду, обнимаю, люблю — но не даром я не люблю глаголов (страшная грубость!), но чтобы обходиться бе*з — нужны стихи или присутствие. Будет и то и другое.

А завтра тебя ждет — верная радость.

                                       М.

<Приписка на полях:>

Я больше не хочу писать Вам Monsieur[1828] — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr[1829], чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit[1830] — и Heer[1831] по соседству (himmlische Heere[1832])

Впервые — Опыты. VII. С. 14-18. СС-7. С. 589–592. Печ. по СС-7.

76-36. А.С. Штайгеру

St Pierre-de-Rumilly

Haute Savoie

Ch*teau d’Arcine

1-го сентября 1936 г., среда.

                         Письмо о стихах[1833]

— Что* я об этих стихах думаю?

Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи[1834].

Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, груд, страдание, любовь, подвиг?

Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не та*к называемая, мною называемая — слабость (либо глупость).

Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — что* тогда от мира и от сердца останется?

Вы скажете: — М<арина> И<вановна>, Вы передернули. Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть не могущими.

Но, мой друг: что пошлого — в больничной палате? Это не пошло, — а точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато — непрерывно). И расплата за день — не пошлость. М<ожет> б<ыть> немножко общё. Беря эти слова в кавычки, Вы в кавычки берете не словесные трафареты, ибо эти слова — не трафарет: слишком уж насущны, как слово «черный хлеб», как сам черный хлеб. Остаются другие: «равенстве, братстве, и труде» (привожу из памяти)[1835] и «мысли о ме*ньшем, страдающем брате» — да, эти слова — трафарет, но зачем же Вы их берете? Зачем же Вы пользуетесь грошовым орудием чужого неумения — чтобы разбить бессмертные вещи?

Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда — сто*ит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошла,* а — до ужаса <не>выразительна). По* чему* Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них — умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской[1836] — матери — о «воротничках», сто*ящее последнего: «Mon cher Papa»[1837] …Шарлотты Кордэ)[1838]. По самим вещам (жалость, любовь, труд)? По себе — такому дураку, что в них — поверили и на них — оборвались?

Стихи эти я читаю — наоборот: без кавычек, и — честное слово — даже в «ме*ньшем брате» никакого трафарета не чувствую. Простая болевая правда их — уничтожает их некоторую о*бщесть, слова эти здесь (д<олжно> б<ыть> от Вашей внутренней правды) звучат за*ново, совершенно не смешно, — в полный и смертный серьез. (Как я хотела бы — чтобы они та*к были написаны, и до чего они та*к — внутри — написаны!)

Конечно (и в этом сочувствую Вам — как пишущий) куда тогда девать дребедень и ерунду (которым, кстати. Вы противупоставляете какую не-дребедень и не-ерунду?) Заметьте, что Вы здесь, в 8-ми строках израсходовали всё человеческое величие, что у Вас на противупоставление не остается ничего — кроме всей человеческой малости.

— Компромиссный совет: если Вы так уж держитесь за жестокие, неправедные определения жертвы — как ерунды и дребедени, всё же уберите кавычки, ибо помимо их оскорбительности и моей оскорбленности, в них, за Ва*с — нехорошо в стихах — столько кавычек, это уже — вроде статьи. Стихи должны писаться словами безусловными — а не условными. Сам прием — дешев — не сердитесь, то же самое, как какой-нибудь пурист из «Посл<едних> Нов<остей>», за ленью, употребляет какой-н<ибудь> советский ходкий, якобы ненавистный ему, а по существу — необходимый — оборот. Если Вы эти вещи (жалость, любовь, труд) — ненавидите, разбивайте их по существу. (Ницше.) Если Вы эти словесные трафареты ненавидите — не употребляйте их. Нельзя отказываться от вещи полным е*ю же — ртом. Отречение прежде всего — изъятие себя из её, её из своего оборота.