Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

После всего этого французы, надо думать, должны были успокоиться. Однако за годы Гражданской войны союзники слишком хорошо изучили русских и их боевой дух, который во все времена выражался в упорстве и единстве. Вот по единству-то и был нанесён сокрушительный удар: врангелевцев решили разъединить.

По указанию французских властей через две недели русским разрешили-таки высадиться на берег. Многие гражданские лица (у кого, конечно, были средства) постарались побыстрее сесть на пароходы, отправлявшиеся в Европу. А вот с военными ситуация сложилась иначе, их решено было разместить в трёх лагерях.

В районе Чаталджи, в полусотне километров к западу от Константинополя, должны были разместиться донские казаки. На Галлиполийском полуострове, расположенным между Эгейским морем и проливом Дарданеллы (около двухсот километров от столицы), – регулярные части бывшей Русской армии, из которых был создан 1-й армейский корпус под командованием генерала Кутепова. На греческом острове Лемнос в Эгейском море предполагалась расквартировать (сильно сказано – их просто забросили на пустынный остров!) кубанских и терских казаков.

Вот такая благодатная милость от союзников. Правда, те обязались снабжать эти лагеря продуктами и помочь в их обустройстве. Как говорится, и на том спасибо.

* * *

Самым массовым, конечно, был галлиполийский лагерь. Когда прапорщик Эфрон со своими боевыми товарищами оказался там впервые, унылая долина в шести километрах западнее местечка Галлиполи представляла собой поросшую редкими кустами пустошь, кишевшую ядовитыми змеями. В 1915-м здесь стояли лагерем англичане, участвовавшие в так называемой Дарданелльской операции, закончившейся для британцев полным провалом[15]. Так вот, те прозвали это место «Долиной смерти»; русские же быстро окрестили Галлиполи «Голым полем».

К 1 января 1921 года, когда 1-й армейский корпус Кутепова высадился в Галлиполи, в нем насчитывалось 9540 офицеров, 15 617 солдат, 569 военных чиновников и 142 человек медперсонала – всего 25 868 человек. Кроме того, среди них было 244 ребенка и 90 воспитанников 10–12 лет[16].

Офицеры, как и солдаты, проживали в палатках, разбитых прямо на пустыре. Летом была невыносимая жара, зимой – негде было согреться.

Из показаний С. Эфрона на допросе в 1939 году:

«Я там голодал и жил в палатке…Существовал на французском пайке, который получали все белые в галлиполийском лагере. Единственное, чем я занимался, это вёл группу по французскому языку из 3-х человек… Я голодал, так как паёк, который они мне давали, был голодным пайком.

Следователь: Где вы находились спустя 4 месяца вашего пребывания в Галлиполи?

– Я был в Константинополе у своего товарища – Богенгардта, который заведовал русским лицеем средней школы. Я проживал у него в общежитии до отправления меня в Прагу. Я там жил на иждивении Богенгардта…»[17]

Как видим, условия проживания «галлиполийцев» были очень суровыми. Поэтому каждый выживал – как мог.

Вполне понятно, что только железная дисциплина могла сохранить в лагере высокий воинский порядок и тот самый воинский дух, который мечтали истребить в русских их союзники. И врангелевское командование оказалось тут явно на высоте – помог опыт Гражданской войны.

Русский лагерь был разбит по всем правилам военного искусства и в соответствии с Полевым уставом. Быстро, будто грибы после дождя, по ротным линейкам выросли палатки. Поставили шатёр походной церкви, спроектировали спортивный городок; соорудили гауптвахту, хороший лазарет, и даже нашлось место для библиотеки.

Вскоре в городке Галлиполи действовало шесть военных училищ, две офицерские школы, гимназия, офицерские курсы. В корпусе выпускались журналы, имелись театральные подмостки, устраивались концерты, самой яркой звездой которых, несомненно, была известная русская певица Надежда Плевицкая. (Плевицкая являлась женой командира Корниловского полка генерала Скоблина. Запомним эту яркую пару.)

Во время исполнения певицы на глазах многих навёртывались слёзы, ведь пела Надежда Васильевна чаще про утраченную Россию:

Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой.
И печальные ветры степные
Панихиду поют над тобой.
Ни пути, ни следа по равнинам,
По равнинам безбрежных снегов,
Не добраться к родимым святыням,
Не услышать родных голосов…