Так и'з дому, гонимая тоской,— Тобой! — всей женской памятью, всей жаждой,Всей страстью — позабыть! — Как вал морской,Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.О вспененный высокий вал морскойВдоль каменной советской Поварской!Всё напоминает его, она видит его повсюду:Над дремлющей борзой склонюсь — и вдруг —Твои глаза! — Все руки по иконам —Твои! — О, если бы ты был без глаз, без рук,Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!И, приступом, как резвая волна,Беру головоломные дома.Она устремляется в чужой (или знакомый — не все ли равно?) дом, в знакомую (чужую!) семью, где все (по сравнению с ней) благополучны и спокойны, куда нельзя вторгаться со своей бедой, где нужно быть веселой:
Всех перецеловала чередом,Вишу в окне. — Москва в кругу просторном.Ведь любит вся Москва меня! — А вот твой дом…Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.Вся сосредоточенная в себе, она не слышит, о чем говорят вокруг:
Так, оплетенная венком детей,Сквозь сон — слова: "Боюсь, под корень рубит —Поляк… — Ну что? — Ну как? — Нет новостей?"— "Нет, — впрочем, есть: что он меня не любит!.."И, репликою мужа изумив,Иду к жене — внимать, как друг ревнив.У этой знакомой "жены" есть всё, вплоть до ревнивого "друга"; у цветаевской героини — только ее тоска и беда. Она в замкнутом кольце одиночества. Одиночества поэта посреди многолюдья. Что ждет ее? Возврат к себе, в свой дом, к своей истерзанной душе, к своей боли по нему:
Стихи — цветы. (И кто их не даетМне за стихи?) — В руках — целая вьюга!Тень на домах ползет. — Вперед! Вперед!Чтоб по людскому цирковому кругуДурную память загонять в конец, —Чтоб только не очнуться, наконец!Так от тебя, как от самой Чумы,Вдоль всей Москвы — …… длинноногойКружить, кружить, кружить до самой тьмы —Чтоб наконец у своего порогаОстановиться, дух переводя…— И в дом войти, чтоб вновь найти — тебя!В другом стихотворении дан апофеоз любви, неслыханной, грандиозной, не боящейся смерти.
Пригвождена к позорному столбу,Я всё ж скажу, что я тебя люблю.Никакая коллизия не может сравниться с этой любовью, ради которой героиня поступится всем:
Что если б знамя мне доверил полкИ вдруг бы ты предстал перед глазами —С другим в руке — окаменев как столб,Моя рука бы выпустила знамя.И эту честь последнюю поправ, —Прениже ног твоих, прениже трав.Еще так недавно героиня была отрешена от земных страстей во имя высокого подвига: "Я стала Голосом и Гневом, Я стала Орлеанской Девой". Теперь она готова всё отдать за "позорный столб", к которому пригвождена своей любовью, и променяет его… разве что на костер Жанны д'Арк:
Твоей рукой к позорному столбуПригвождена — березкой на лугуСей столб встает мне, и не рокот толп —То голуби воркуют утром рано…И, всё уже отдав, сей черный столбЯ не отдам — за красный нимб Руана!Без преувеличения можно сказать, что в поэзии мало найдется стихов, где любовь женщины была бы выражена с такой неистовой силой.
В другом стихотворении героиня пытается обмануть саму себя. Свои страсти она называет возмездием — за то, что никогда не могла жить только ими:
Что никогда, в благоуханных скверах,— Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,Без Вас мне не был пуст!