Марина Влади, обаятельная «колдунья»

29 декабря 1986 года Андрей Арсеньевич Тарковский скончался. В соборе Святого Александра Невского неподалеку от Триумфальной арки состоялась панихида, на которую собрались сотни людей. Золотые купола пятиглавого храма поднимали к парижскому небу свои кресты, точно пламя свечей, возжженных во славу Божию. «Были все друзья, — рассказывала Марина. — Мстислав Ростропович, сидя на верхней ступеньке на паперти кафедрального собора на Rue Daru, изливал свое и наше всеобщее горе в рвущихся из самой души горестных звуках виолончели…»

В этом соборе когда-то отпевали русских гениев — Ивана Тургенева, Федора Шаляпина, Ивана Бунина. Здесь в 1918 году венчался Пабло Пикассо с русской балериной Ольгой Хохловой.

Погребли выдающегося советского киномастера в заброшенной могиле белогвардейского есаула на русском православном кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Поначалу на могильном холме стоял простой деревянный крест, а потом на деньги русских меценатов воздвигли памятник в виде Голгофы. К вершине горы ведут семь ступней, символизирующих семь фильмов Тарковского. Крест на вершине был выполнен по рисунку самого Андрея. Стоя у могилы, Марина вновь вспоминала московское Ваганьковское кладбище, на котором побывала в этом году, и вновь возвращалась к своей мысли: «То, что поставили на могиле Высоцкого, — это ужас. Володя бы сам посмеялся над этим своим надгробием. Вот говорят, что Высоцкий — это общее достояние, он принадлежит народу, его безумно любят. Что поделаешь, если эта любовь выражается столь безвкусно… Карлик с гитарой над головой…»

* * *

— Как продвигаются твои литературные труды? — поинтересовался Шварценберг, когда они, выпроводив очередных гостей, остались одни.

— Все в порядке, — улыбнулась Марина. — Рукопись в издательстве, обещают выпустить первый тираж в начале года.

— «Fayard» — солидное издательство, своей репутацией они дорожат. Ну что ж, будем ждать. Ты же мне рукопись так и не позволила прочесть.

— Леон, — Марина, как всегда, прибегла к помощи Чехова. — Антон Павлович советовал начинающим авторам никому не давать читать свои рукописи, а только книги. Тогда твои ошибки останутся только твоими.

— А вот и нет! — возразил профессор. — Я прекрасно помню, как героиня одного его рассказа читала свои произведения какому-то писателю…

— Для нее, к сожалению, это кончилось трагически, — уточнила Марина. — Ну, ладно. Ты смотрел сегодняшнюю прессу?

— Конечно, нет. А что там?

— Ничего, если не считать того, что твою жену опять назвали «артисткой Горбачев-шоу».

Когда в 1986 году Марину Влади официально пригласили в Москву для участия в Международном форуме «За безъядерный мир, за выживание человечества», она, ни секунды не сомневаясь, согласилась. Дело было не в поводе для очередной поездки в Союз. Поводов и без того хватало, да и возможности позволяли. Просто она искренне верила в то, что «только глупец не прислушивается к тому, что происходит в России, поскольку, если мы закроем дверь в эту страну, это будет равнозначно смертному приговору человечеству. Рано или поздно такая „глухота“ может привести к катастрофе…»

Некоторые западные журналисты принялись обвинять ее в том, что она вместе с другими политиками, деятелями культуры «небескорыстно подыгрывает Москве», «проявляет недальновидность», становясь «заложником советской внешней политики и даже соучастником ее…».

В интервью радио «Европа-1» Влади спокойно советовала своим оппонентам: «Лучше поехать в Москву, взглянуть на все своими глазами, чем сидеть в Париже и, ничего не замечая, брюзжать. Пусть меня лучше считают недалекой, пусть заявляют, что я поддерживаю советскую политику, чем мои дети погибнут в мировой войне».

А-а, не привыкать. Тем более Москва ее тоже взялась поругивать после премьеры фильма «Твист снова в Москве».

— Постой, Леон, я тебе переведу… «Что предложили рядовому французу авторы? Страну, где господствует „черный рынок“, где все покупается и продается в бесконечной гулянке под псевдоцыганский оркестр, где водку пьют вместо лимонада чуть ли не ведрами. Обидно, что фильм вышел на экраны в момент, когда, можно сказать без всякого преувеличения, среди простых французов, не зараженных предубеждениями, ощущается острый интерес к нашей стране, к ее политике, к тому, как живут советские люди, какие фильмы смотрят, что читают, как отдыхают… Антисоветизм нуждается в постоянной подпитке, он не может не приспосабливаться…»

Это — газета «Советская культура». Слава богу, хоть обошлись без моего имени… Да что там антисоветского? Фильм-фарс. Русские сами бичуют все свои беды, а мне это ставят в вину Хотя, знаешь, в свое время Пушкин, по-моему, по этому поводу говорил (не помню дословно) примерно следующее: я терпеть не могу Россию, но становлюсь патриотом, если ее критикует иностранец. Ладно, разберемся.