Марина Влади, обаятельная «колдунья»

Но не удержалась и все-таки открыла рукопись пьесы о Цветаевой. И тут же вновь отвлеклась от текста. Усмехнулась, вспомнив, как когда-то оконфузилась на поэтическом вечере Ахмадулиной. Тогда Белла вышла на сцену и объявила: „А теперь я прочту о Марине“. Влади, сидя в зале, вся сжалась от неожиданности и зарделась от столь щедрого подарка: обо мне?!! Оказалось, нет. Конечно, Ахмадулина читала свои стихи, посвященные Марине Цветаевой. Как же они потом хохотали на пару с Беллой!..

Перевернув последнюю страницу „Перехода“, Марина потянулась к телефону, но случайно глянула на часы: ах черт, уже четвертый час ночи, а так хотелось позвонить этой Вероник и сказать: „Я потрясена! Конечно, я согласна. Спасибо. Роль моя“.

„Я плакала все время, пока читала пьесу…“ — позже рассказывала Марина друзьям. Подумать только, 30-летняя девчонка, француженка, не знаюшая ни слова по-русски, написала такую вещь о гениальной российской поэтессе! Пьеса для двух актеров о последних годах жизни Цветаевой во Франции, о ее возвращении с сыном Муром в Россию и об их гибели. При этом так точно прописано то время…»

Вопрос с постановкой был решен незамедлительно. Продюсирование частично взял на себя шахматный король Гарри Каспаров, который с юных лет обожествлял Высоцкого, а после смерти Володи перенес частицу своих чувств и на возлюбленную поэта.

Образ Марины Ивановны Цветаевой, ее стихи и горькая судьба еще долго-долго не отпускали Влади. Когда ее подкосила, едва окончательно не сбив с ног, смерть Леона, хозяйка Maisons-Laff"itte, казавшаяся всем такой сильной и мужественной, неизменно утверждавшая, что даже «если уже ничего не хочется из-за того, что жизнь тебя „затюкала“, необходимо искать какую-то лазейку — и всегда можно ее найти», сомнамбулой бродила вечером по своему заброшенному саду и искала место, где могла бы свести счеты с осточертевшей жизнью. Цветаева же сумела…

Гражданский муж Марины Влади Леон Шварценберг скончался осенью 2003 года, чуть-чуть не дожив до своего 80-летия. По злой иронии судьбы выдающийся французский онколог умер именно от ракового заболевания. За три года до этого он первым поставил себе смертельный диагноз, но был совершенно уверен, что сможет протянуть еще долго. Все это время она самозабвенно ухаживала за своим захворавшим врачом. Только кто мог предвидеть, что при переливании крови профессору медицины случайно занесут еще и вирус гепатита?

Она точно знала, что Леон, ее нежный и заботливый друг, умирает. «Но я была абсолютно не готова к тому, что он уйдет. Сначала я просто перестала жить, — говорила она. — Упала и не могла подняться. Дети далеко, родных не осталось… Я начала пить, чтобы облегчить страдания. Два с лишним года я жила в плену у алкоголя почти в полном одиночестве, если не считать редких звонков от уже взрослых детей».

«Я ездила на велосипеде, с трудом удерживая равновесие, в ближайший магазин за продуктами, а главное — за выпивкой. Обратный путь был гораздо легче, — день за днем описывала Марина свое тогдашнее сущестование, превратившееся в сплошные сумерки. — Я даже испытывала некоторую эйфорию, хорошо знакомую алкоголикам. Это в свое время меня удивляло в уникальном человеке — Высоцком, у которого начинала хмельно кружиться голова лишь от одного предвкушения предстоящей выпивки. Теперь пришла моя очередь… После общения с „черным человеком“ я часто падала. Для этого было достаточно случайного движения одной из моих собак. Я стояла на четвереньках, а когда сознание возвращалось, то мазала зеленкой ободранные коленки и ссадины на руках. Меня разбирал смех и презрение к самой себе…»

— Она позвонила мне среди ночи пьяная, извинялась, предавалась воспоминаниям, плакала, — сплетничала с подругами прежняя соседка Поляковых, Татьяна Марет, та самая, которая когда-то, в прошлой жизни, пыталась пичкать девочек запретными сладостями. — Марина совершенно одинока: мужья скончались, дети разъехались… да и возраст уже преклонный. Я тогда поняла, что если не приеду к ней, то случится беда. Так и вышло. Я нашла ее спящей… Пыталась разбудить, но не смогла. Вызвала «Скорую». Как выяснилось позже, Марина наглоталась снотворного, запив алкоголем. Слава богу, все обошлось. Но даже после этого случая мы не стали ближе, она по-прежнему избегала меня…

От полного отчаяния и самоубийства Марину спасли собаки, за которыми все-таки надо было ухаживать, кормить, выгуливать. Поднимаясь с пола после очередного падения, она кряхтела, как старуха, и приговаривала: «И тут ты прав, Антон Павлович, действительно, доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой…»

А затем неожиданно возикло жгучее желание выплеснуть на бумагу всю накопившуюся внутри боль: «Опустившись практически на дно, я нашла в себе силы, чтобы всплыть на поверхность. Привязанность к выпивке я выбила другой страстью — тягой к писательству. Сначала не прикасалась к алкоголю до шести вечера, а затем вообще сократила его потребление до минимума…»