– Она никогда не говорила об этом. Она даже как бы и не подозревала. Все было построено на каких-то бездоказательных ощущениях. Впечатлениях. Кстати, ее впечатлительности я тоже не доверяю. В вас она, безусловно, не сомневалась, не пугайтесь так, Тим. Но отлично понимала, что одно неосторожное движение – и вы можете даже и не подозревая, навести на след.
Я задумался. Накопилась уйма вопросов. И так не хватало Головы, чтобы привести их в порядок.
– Давайте начнем непорядку, Бережнов. Вы… Вы лично что-нибудь знаете о Марине? О ее прошлом?
Бережнов усмехнулся.
– Об этом не знает даже она, Тим.
Я вопросительно поднял брови.
– Впервые она себя осознала уже будучи в доме Самойлова. А до этого, – Бережнов развел руками. – А что случилось с ней. До этого она, увы, ничего не помнит. Это похоже на амнезию, молодой человек.
– Но, Самойлов! Самойлов же должен был ей что-нибудь объяснить.
– Он и объяснил. Но его объяснения мне кажутся не совсем убедительными. Он, пожалуй, знал гораздо больше. Но у него, видимо, были причины это скрывать. За что он, возможно, и поплатился.
– Но что, что же он ей объяснил, док?
– Объяснение было очень простым. Что нашел ее без сознания на дороге. Пытался узнать о ее прошлом, но безуспешно. Советовал никому не рассказывать о том, что произошло. Ведь прошлое может оказаться самым неожиданным, и далеко не в ее пользу. Советовал отделываться молчанием. Звучит правдиво, но не настолько, чтобы это было правдой.
– Но Марина? Неужели она сама… Сама не была заинтересована узнать о себе правду.
– Наверное, была. Но, возможно, боялась этой правды. К тому же она целиком доверяла Самойлову. Он ее спас. Он стал для нее самым родным человеком. А его внезапная загадочная смерть совсем напугала ее. И она решила молчать, как когда-то советовал он. Решила, что если и узнает что-нибудь, то никого не впутывая в это дело. Вот поэтому она и бегала в старую усадьбу после смерти художника. Она пыталась сама докопаться до истины, но увы безуспешно.
– А что вы знаете о немом, Бережнов? – и я внимательно заглянул в его глаза.
– О немом? – удивился он внезапности моего вопроса. – То же, что и вы, пожалуй. Несчастный, больной человек, которого любила вся деревня. В деревнях, знаете ли, искренне любят юродивых. Наверное, потому, что они самые безобидные из всех существ на земле. А в больших городах, знаете ли, наоборот презирают тех, кто не умеет давать сдачи. Да и вообще презирают неполноценных. Скорее всего, из трусости. Для них это – напоминание о другом мире, мире, на который они даже боятся смотреть. – Доктор неожиданно замолчал и его глаза заблестели из-под очков нескрываемой грустью. Он, видимо, вспомнил немого. Он тяжело вздохнул, поднялся и закурил. – Что я еще знаю о немом? То, что он спас Марину. Но как он оказался там, в пустынном месте среди скал, нам об этом уже не узнать.
– Как знать, – усмехнулся я и тоже встал. – Доктор, а ведь именно немой стрелял в моего друга. Именно немой его чуть не убил.
– Вы сошли с ума, – крикнул доктор. – Тим, вы отдаете отчет вашим словам?
Я кивнул головой. Я отдавал отчет своим словам. И тут же, второпях, но стараясь не пропустить ни одной детали, рассказал Бережнову о нашем неудачном походе в старую усадьбу. Доктор некоторое время пребывал в оцепенении. Он не верил своим ушам. И не хотел верить.
– Тим, но этого просто не может быть, – пробормотал он с надеждой вглядываясь в мое лицо, словно искал поддержку своим сомнениям. Но напрасно.
– Док, у меня прекрасное зрение и я доверяю своим глазам.
Впрочем, Голова тоже никогда не жаловался на зрение.
– Как все это странно, – по-прежнему сомневался доктор.
– Игра на рояле, осмысленный взгляд, чтение книги. – Он поднял на меня тяжелый взгляд. – Тим, но его приступы… Его приступы действительно были неподдельны! И это я утверждаю как врач! Да, вы и сами были свидетелем. Безумный взгляд, дергающаяся щека, пена у рта – это сыграть практически невозможно.
Я вздохнул. И развел руками. Я тоже ничего не понимал.
– Но доктор, – предположил я, – Ведь нормальный, здравый рассудок тоже не исключает такие приступы. Возможно, – они единственная его правда. К тому же вспомните, только он был свидетелем смерти Марины. Он лгал, док. И он не случайно оказался возле яхты.
– Возможно, возможно, – протянул Бережнов. – Но зачем тогда ему, если он замешан в ее похищении, было ее спасать. И заметьте, он не выдал ее местонахождение.
– Он знал, что она у вас? – воскликнул я.
– Естественно. Уж кому-кому, а Слону я доверял. Ему все доверяли. Впрочем как когда-то и вы.
Я опустил глаза. Мне не в чем было упрекнуть Бережнова.
– К тому же мне трудно было одному справиться, – продолжал доктор. – Особенно, когда она заболела. Он так за ней ухаживал! Поверьте, со стороны это выглядело очень искренне. Марина до сих пор ему благодарна. И пожалуйста, ничего ей пока не рассказывайте. Ничего, пока она не встанет на ноги.
С этим я легко согласился. Любое неосторожное слово могло только усугубить состояние Марины.