Марион Фай

— Что, он еще не убрался? — спросил маркиз, когда жена его встала, чтоб выйти из комнаты.

— Кто?

— Мистер Гринвуд.

— Убрался? С какой стати ему убираться? Никто и не воображал, что он должен был оставить нас теперь. Я так вовсе не вижу зачем ему вообще переезжать. Ему сообщено, что ты не будешь более нуждаться в его услугах, в Лондоне. Насколько я знаю, больше ничего не говорилось.

Больной сердито повернулся на своем диване, но не сделал никаких дальнейших распоряжений относительно отъезда капеллана.

— Он спрашивает, почему вы не выехали, — сказала лэди Кинсбёри священнику, в тот же день.

— Куда мне выехать? — заныл несчастный. — Неужели он хочет сказать, что меня надо выгнать на улицу, когда вздумается, из-за того, что я не могу одобрить поступков лэди Франсес? Я не получил приказания выехать отсюда. Если отъезд мой дело решенное, маркиз, вероятно, прежде сделает какое-нибудь распоряжение.

Лэди Кинсбёри успокоила его, как могла, объяснив, что ему нет никакой надобности немедленно выезжать.

Письмо милэди к пасынку было следующее:

«Дорогой Гэмпстед!

До отца вашего дошел слух, что вы женитесь на какой-то девушке, дочери квакера по фамилии Фай, живущей в доме № 17, в Парадиз-Роу. Про квакера говорят, что он клерк в одной из контор в Сити. О самой девушке отец ваш ничего не слышал, но легко может себе представить, что она — то, чем должна быть по своему общественному положению. Он поручил мне спросить вас, есть ли какая-нибудь доля правды в этом слухе. Прошу вас заметить, что я лично не выражаю никакого мнения насчет того, верен он или неверен, возможен он или невозможен. После того, как вы вели себя в последний раз, я никогда бы не решилась вмешиваться в ваши дела, но отец ваш поручил мне спросить вас, для его сведения.

Преданная вам

Клара Кинсбёри».

Ответ Гэмпстеда был очень лаконичен, но вполне соответствовал цели.

«Дорогая лэди Кинсбёри!

Я еще не жених мисс Фай. Думаю, что это вскоре ожидает меня.

Искренно вам преданный

Гэмпстед».

С той же почтой он написал письмо отцу. Вот оно: