Марион Фай

— Он раз просил отца, и отец категорически отказал ему.

— Может быть, милэди, — не совсем решительно начал мистер Робертс.

— Как бы то ни было, он прихода этого не получит, а выжить его необходимо. Как бы это устроить? — Мистер Робертс поднял брови. — Полагаю, что должны же существовать какие-нибудь средства выжить из дому неприятного жильца?

— Конечно, полиция могла бы его выселить, по судебному предписанию. Пришлось бы отнестись к нему, как к любому бродяге.

— Это было бы неприятно.

— Крайне неприятно, милорд, — сказал мистер Робертс. — Маркиза следует избавить от этого, если возможно.

— Что, если б мы не стали давать ему есть? — спросил лорд Гэмпстед.

— Это было бы возможно, но тяжело. Что если б он решился остаться и умереть с голоду? Это значило бы свести вопрос на то, кто дольше выдержит. Не думаю, чтоб у маркиза хватило духу продержать его двадцать четыре часа без пищи. Мы должны стараться, насколько возможно, избавлять милорда от всего неприятного.

Лорд Гэмпстед с этим вполне согласился, но не совсем ясно видел, как бы этого достигнуть. Когда настало время пить чай в комнатах маркизы, мистер Гринвуд, видя, что приглашения от нее нет, послал к ней записку, в которой просил позволить ему прийти к ней.

Получив это послание, она задумалась. Сильно ей хотелось отделаться от него. Но она не посмела еще обнаружить перед ним этого намерения.

— Мистер Гринвуд желает меня видеть, — сказала она своей горничной. — Передайте ему мой поклон, скажите, что я не очень хорошо себя чувствую и должна просить его долго не сидеть.

— Лорд Гэмпстэд сегодня утром поссорился с мистером Гринвудом, милэди, — сообщила горничная.

— Поссорился?

— Точно так, милэди. Об этом такие толки идут — страх! Милорд говорит, что ни за что на свете не сядет за стол с мистером Гринвудом, мистер Робертс был здесь, все из-за этого. Его решено выгнать.

— Кого его?

— Мистера Гринвуда, милэди. Лорд Гэмпстед провозился с этим целое утро. За этим-то маркиз и выписывал его; никто не должен разговаривать с мистером Гринвудом, пока он совсем не уложится и не уберется из дома.

— Кто сообщил вам все его?

Горничная дипломатически отвечала, что об этом толкует весь дом, а она передает это только потому, что находит приличным, чтоб милэди знала о том, что происходит. «Милэди» была довольна, что получила эти сведения, хотя бы от горничной, так как они могли пригодиться ей в разговоре с капелланом.

На этот раз мистер Гринвуд сел без приглашения.

— Очень мне прискорбно слышать, что вы так дурно себя чувствуете, леди Кинсбёри.

— Это моя обыкновенная головная боль, только сегодня что-то сильнее.

— Я должен сказать вам кое-что и уверен, что вы не удивитесь моему желанию сообщить вам это. Лорд Гэмпстед грубо оскорбил меня.

— Что ж я могу сделать?

— Ну — что-нибудь да следует сделать.

— Я не могу отвечать за лорда Гэмпстеда, мистер Гринвуд.

— Нет, конечно нет. Это молодой человек, за которого никто не пожелает отвечать. Он упрям, необуздан и крайне невежлив. Он очень грубо сказал мне, что я должен оставить дом ваш в конце месяца.

— Вероятно, по поручению маркиза.

— Этого я не думаю. Конечно, маркиз болен, от него я снес бы многое. Но от лорда Гэмпстеда я ничего сносить не намерен.

— Что же могу я сделать?

— Ну — после всего, что произошло между нами, лэди Кинсбёри… — Он остановился и взглянул на нее. Она сжала губы и приготовилась в битве, приближение которой чувствовала. Он все это заметил и также насторожился.

— После всего, что произошло между нами, лэди Кинсбёри, — веско повторил он, — вам, мне кажется, следовало бы быть на моей стороне.

— Ничего подобного я не думаю. Не знаю, что вы хотите сказать. Если маркиз решил, что вы должны уехать, я удержать вас не могу.

— Я скажу вам, как я распорядился, леди Кинсбёри. Я отказался двинуться отсюда, пока мне не будет разрешено обсудить этот вопрос с самим милордом; мне кажется, вам бы следовало оказывать мне поддержку. Я всегда был вам верный друг. Когда вы изливали мне ваши горести, вы всегда находили во мне сочувствие. Когда вы говорили мне, сколько горя причинял вам вот молодой человек, разве я не всегда… не всегда становился на вашу сторону? — Он почти желал сказать ей, что составил план окончательного освобождения ее от ненавистного молодого человека; но не нашел для этого подходящих выражений. — Понятно, что я думал, что могу рассчитывать на вашу помощь и поддержку в этом доме.

— Мастер Гринвуд, — сказала она, — я, право, не могу толковать с вами об этих вещах. Голова у меня страшно болит, я должна просить вас уйти.

— И этим все кончится?

— Разве вы не слышите, что я не могу вмешиваться в это дело? — Он продолжал сидеть на кончике стула, не сводя с нее своих больших, широко раскрытых, тусклых глаз.

— Мистер Гринвуд, я должна просить вас оставить меня. Как джентльмен, вы обязаны исполнить мою просьбу.

— О, — сказал он, — отлично! Так я вправе заключить, что после тридцатилетней верной службы — вся семья против меня. Я позабочусь… — Он остановился, вспомнив, что скажи он лишнее слово, он легко мог лишиться обещанной пенсии, и наконец вышел из комнаты.