— Тоже самое чувствую и я. Роден, человек, который пойдет в гору.
— Надеюсь.
— Он наверное вскоре получит что-нибудь хорошенькое. Его сделают инспектором, главным клерком, чем-нибудь в этом роде. Готов пари держать, что он ранее всех прочих служащих получит 500 фунтов в год. Из-за этого, конечно, произойдет шум. Шум всегда происходит, когда человека повышают вне очереди. Но ему об этом заботиться нечего. Победителей не судят. Не так ли, милорд?
— Он, вероятно, менее всех желал бы, чтоб в его пользу была сделана несправедливость.
— С этим нам по неволе приходится мириться, милорд. Не поручусь, чтоб я не желал сразу подняться на высшую ступень, через головы товарищей. Но на это нет никакой надежды, так как я независим и власти меня недолюбливают. Старик Джирнингэм вечно напускается на меня, именно из-за этого. Спросите Родена, он подтвердит вам мои слова, милорд. — Затем в разговоре настал минутный перерыв, и лорд Гэмпстед хотел было им воспользоваться, чтобы улизнуть. Но Крокер, который выпил достаточно, чтоб быть смелым, заметил попытку и помешал ей. Он желал сообщит лорду, все, что знал.
— Роден счастливый человек, милорд, — сказал он. — Я слыхал от него восторженные отзывы о том, что его ожидает.
— Как?
— Нет большего счастья, как счастье супружеское; не так ли, милорд?
— Честное слово, не знаю. Доброй ночи.
— Надеюсь, что вы, как-нибудь на днях, навестите нас с Роденом в почтамте.
— Доброй ночи, доброй ночи! — С этим Крокер убрался. Минуту-другую лорд Гэмпстед положительно сердился на своего друга. Неужели Роден так мало щадил имя его сестры, что говорил о ней почтамтским клеркам, такому субъекту, как этот господин! А между тем, ему положительно известен факт помолвки. Гэмпстед считал делом невозможным, чтоб известие это проникло за пределы его родной семьи. Естественно, что Роден сказал матери; но неестественно — но мнению Гэмпстеда — чтоб его приятель сделал из сестры его предмет беседы с кем-либо другим. Для него вообще было ужасно, что такая личность говорила с ним о сестре его. Но право невозможно, чтоб Роден совершил такой промах. Он вскоре решил, что это невозможно. Но как жаль, что имя девушки переходит из уст в уста у мужчин!
После этого он прошел в курительную, где собралась молодежь, гостившая в доме.
— Это случается только раз в год, — говорить Готбой, обращаясь ко всему обществу, — но я, честное слово, не вижу, зачем вообще этому происходить.
— Твой папенька находит, что это хорошо действует на графство, — сказал один.
— Он разом достигает нескольких целей, — сказал другой.
— Это сплочивает партию, — сказал третий.
— И дает множеству людей право говорить, что они обедали в замке Готбой, и при этом не лгать, — сказал четвертый.
— Но зачем давать множеству людей возможность говорить, что они здесь обедали? — спросил Готбой.
— Я люблю видеть у себя за обедом моих друзей. Как тебе оно показалось, Гэмпстед?
— Все это совершенно согласно с теориями Гэмпстеда, — сказал один.
— Только он пригласил бы еще медников и портных, — оказал другой.
— И не пригласил бы лэди и джентльменов, — заметил третий.
— Я пригласил бы медников и портных, — стал Гэмпстед, — пригласил бы и лэди, и джентльменов, если б мне удалось убедить их не глумиться над обществом медников и портных; но не пригласил бы этого молодого человека, который только что атаковал меня.
— Это Крокер, почтамтский клерк, — сказал Готбой.
— Отчего бы нам не пускать к себе почтамтского клерка, другие же пускают? Тем не менее, Крокер — жалкое существо.
В это время Крокер, в тонких сапогах, пешком возвращался в Пенрит.
XIII. Местное общество охоты