Марион: история ведьмы

Во время затишья в Париже, какое всегда бывало, когда отсутствовал король, стали видны острые подводные рифы, покрытые в последнее время золотым приливом.

Положение Марион было самым непрочным из всех. До поры она полагала, что никто не подозревает, чем она занимается. Жила она тихо, скромно, с соседями общалась мало, старалась брать шитье на заказ, чтоб оправдать своё существование. Порой ей казалось, что соседи шепчутся у неё за спиной и как-то странно поглядывают на неё и сына. Она утешала себя, что это ей только кажется, пока один вполне невинный случай не рассеял сомнения.

Квадратный дворик, серо-зелёный от травы проросшей сквозь каменные плиты, служил ареной всех соседских страстей. Здесь стирали белье и развешивали сушить по всем этажам, от чего дворик становился похожим на оснащенные такелажем мачты корабля с лоскутными парусами. Здесь в огромных чанах варили варенье, причём хозяйки, высовываясь из окон, давали советы тем, кто трудился внизу. Здесь играли дети, а было их немало: во дворе, включая Марион, жило двенадцать семей. Этот же дворик превращался наконец в настоящую сцену, когда бродячий шарманщик забредал сюда и давал представления. Тогда из окон сыпались мелкие монеты, со звоном падая на плиты двора. Однажды, в одной семье была свадьба и веселились опять-таки здесь, в замкнутой квадратной арене, особом мирке отделенном от города двумя низкими арками.

В один совершенно обычный летний день кто-то из хозяек стирал во дворе. Рядом горел костёрчик и грелась вода. Марион была дома. Рене вместе с другими мальчишками играл в мяч во дворе; на солнышке грелась большая кошка.

Малыш Тома, мальчик пяти лет заметил кошку и, заинтересованно посмотрев на неё, спросил у мамы:

— Почему кошка цветная? Кто-то ее покрасил, она в пятнах.

Проведя по лбу тыльной стороной покрасневшей мокрой ладони, мамаша засмеялась и, не задумываясь, ответила:

— Конечно, покрасил. Кошку Бог раскрасил, Тома, оттого она и такая. — Оставив стиральную доску в тазу с бельем, мамаша отошла к костру, посмотреть нагрелась ли вода для следующей партии стирки. Ее любознательный сын бросил оценивающий взгляд на пеструю кошку, подойдя схватил ее обеими руками, и потащил к тазу.

Тома хотел всего лишь попробовать, отмоются ли пятна, если кошку хорошенько потереть на стиральной доске. Несчастная пеструшка нашла его желание предосудительным и, брыкаясь, позвала на помощь. Первым откликнулся Рене. Подбежал, забрал кошку из рук Тома и выпустил на землю. Кошка моментально взлетела по водосточной трубе на чье-то окно. Подскочила мамаша и шлепнула Тома для порядка. Он громко заревел, сожалея о несостоявшемся эксперименте. Мать сейчас же пожалела его и напустилась на Рене. Марион удивленно подошла к окну, на котором появилась взъерошенная мокрая кошка. Снизу неслись крики обзывающие ее Рене "ведьминым отродьем". Позже, пыл мамаши обратился и на саму появившуюся у окна Марион.

Человеческий птичник зашевелился, из большинства окон высовывались любопытные лица, желавшие не упустить подробности дворовой ссоры. Вскоре мамаша преспокойно вернулась к прерванной стирке и принялась невозмутимо полоскать белье. Она отправила сыночка домой и высказала всё что хотела. Настроение у неё снова было прекрасное, как летний день.

Рене тоже поднялся в комнату и хмуро уселся на кровать рядом с мамой. Кошка спрыгнула с окна и сейчас сидела под столом. Мальчик пожал плечами:

— Что им всем от нас надо?

— Не знаю, — вздохнула мать. — Но видишь, опять началось.

— Да, опять…

Из слов соседей Марион услышала много нелестного о себе и своей ночной деятельности. И о том, что она ведьма, и о том, что работает со "старой обезьяной Маржери", и о том, что честным людям страшно жить в таком дворе, где позволяют селиться "всяким приблудам" и прочее.

Эти соседские крики обычно были беззлобны. Будь предметом их кто-то другой, его жизнь бы так же разобрали по косточкам. Всё дело в том, что говорили почти всегда правду, мол, "знай, что я знаю и берегись! При случае я уж молчать не стану!" Марион не сердилась, а удивлялась, как же быстро всё узнают в этом странном Париже. Немудрено, они жили в квартале Рынка…

В августе, грянул новый гром. Лето было жаркое, душное, и к концу его на город желтым облаком спустилась холера. Она приползла с реки и затопила большинство улиц, как наводнение. Баржи с фруктовой набережной Ландри стали на карантин, королевский двор не желал возвращаться в осажденный Париж и уехал в Сен-Жермен, оставив город врагу.