Я осторожно ощупал затылок. Сегодня моей голове, благодаря объединенным усилиям Марселя, Гудбоди и Ван Гельдера, здорово досталось, и она адски болела.
— Извините, что вынужден был ударить вас,— сказал Ван Гельдер.— Но я уже отлично изучил вас за это короткое время и пришел к выводу, что легче надеть наручники на дикого тигра, которого не одурманили снотворным, чем на вас. Через минуту луна снова скроется за тучами, я исчезну отсюда, а минуты через три спущусь на землю.
Я не поверил своим ушам.
— Неужели вы действительно решили спуститься?
— А вы хотите, чтобы я жил в этой кабине? Конечно, я спущусь, только не совсем так, как вы себе представляете. Внизу меня встречает полицейский кордон. Я видел их. Но никому из них не пришло в голову, что если я спущусь по стреле крана, то окажусь на другой стороне канала футах в 60 от полицейских. Я уже опустил крюк почти до земли.
Резкая боль в голове помешала мне прокомментировать это сообщение. Впрочем, ситуация и не требовала комментариев.
Ван Гельдер повесил автомат через, плечо, привязал к себе шпагатом куклу и, взглянув на небо, сказал:
— Ну вот, луна почти скрылась.
Так оно и было. Ван Гельдер смутной, едва различимой тенью скользнул к двери в передней стенке кабины рядом с пультом управления, открыл ее и выглянул наружу.
— Прощайте, Ван Гельдер,— сказал я.
Он промолчал. Дверца закрылась, и мы остались одни. Белинда схватила меня за руку, на которой были наручники.
— Я знала, что вы придете! — прошептала девушка, глаза ее заблестели, и она снова стала похожа на прежнюю Белинду.— Правда, вы не очень-то спешили!
— Я уже не раз говорил вам, что у шефов всегда много неотложных дел...
— Почему вы простились с этим человеком?
— Думаю, потому, что мы с ним никогда уже не встретимся. Ван Гельдер — свой собственный палач!
— Ничего не понимаю...
— Именно он одолжил мне полицейскую машину, преследуя свою собственную цель: так им было легче следить за мной. В машине я нашел наручники, которые надел на Гудбоди. Зато ключи от них остались у меня. Вот они!
Я разомкнул наручники, встал и направился к передней стенке кабины. Луна действительно скрылась за тучами, но, не будучи плотными, они пропускали достаточно света, чтобы я отчетливо увидел Ван Гельдера футах в 40 от кабины. Юбка куклы и полы его пиджака развевались под резким ветром. Он, как гигантский краб, неуклонно полз вперед по стреле крана.
Единственным предметом, который в этот день никто не пытался отнять у меня, был маленький, как карандаш, фонарик. Включив его, я нашел рубильник и потянул рукоятку вниз. На пульте управления загорелись лампочки, и я быстро осмотрелся. Белинда подошла ко мне и остановилась рядом.
— Что вы задумали? — прошептала она.
— А разве вам надо объяснять?
— Нет, не делайте этого!
Возможно, она не полностью осознала мои намерения, но решимость, прозвучавшая в моем голосе, подсказала ей, что последствия моих действий будут необратимы.
Я снова посмотрел на Ван Гельдера, которому оставалось преодолеть одну треть пути, и, оглянувшись на Белинду, положил руку ей на плечо.
— Вам известно, что у нас нет никаких улик против Ван Гельдера? Вместе с тем на его совести тысячи загубленных жизней! К тому же в этой кукле достаточно героина, чтобы погубить еще тысячу!
— Стоит вам повернуть стрелу, и он окажется в руках полиции..
— Живым он в руки не дастся. Это всем понятно. А у него в руках автомат. Неужели вы хотите, чтобы он угробил еще около десяти ни в чем не повинных людей, Белинда?
Она молча отвернулась. Я снова посмотрел вниз. Ван Гельдер был уже на конце стрелы и, обхватив руками и ногами трос, с удивительной быстротой скользил вниз. Такая поспешность была понятна: тучи быстро рассеивались, и небо с каждой минутой становилось светлее.. Я посмотрел еще раз и впервые увидел Амстердам удивительно похожим на игрушечный город с крошечными улицами, каналами и домиками.
Белинда сидела на полу, спрятав лицо в ладонях. У нее не было желания смотреть на то, что должно было неотвратимо случиться. Снова посмотрев на Ван Гельдера, я совершенно отчетливо увидел его, так как теперь на небе сияла полная луна.
Он спустился почти до середины троса, раскачиваясь из стороны в сторону под резкими порывами ветра, как огромный маятник, и с каждым разом амплитуда все увеличивалась и увеличивалась. Я повернул колесо управления влево.
Трос вместе с Ван Гельдером стал подниматься вверх. На секунду он, растерявшись, всем телом приник к тросу. Потом, поняв, что происходит, заскользил вниз со всей доступной ему скоростью. Эта скорость по крайней мере втрое превышала скорость, с которой поднимался трос.