Марионетка для вампира (СИ)

— Рисовали? — в голосе барона сквозило явное удивление и даже недоверие.

— Да, до кровяных оладьев, — еле выговорила я. — Но вам лучше не смотреть на мои акварели. Это наброски возможного изменения в интерьере кухни… Но эти изменения не нужны, если здесь не будет музея. Я с удовольствием бы порисовала с фотографий какие-нибудь местные виды. У вас есть фотографии, любые?

— Я подумаю об этом, пани Вера.

Я едва успела поблагодарить, как барон заговорил снова. Тихо, будто случайно озвучил мысль, которую пока только обдумывал:

— А вы рисуете портреты?

— Не так, чтобы хорошо. Реалистическая манера дается мне с большим трудом. Я ведь кукольница, как вы помните. Или вы не знали? — поспешила выяснить я пренеприятный пункт нашего с бароном общения.

— Знал, конечно. Ян говорил об этом вскользь. Видимо, слишком смущался говорить о вас при мне. Это ведь нормально для влюбленного мужчины стесняться своих чувств, как вы считаете?

Как я считаю? Да я понятия не имею, как ведут себя влюбленные мужчины! Ни разу с такими не встречалась и навряд ли встречусь!

— Скорее всего, вы правы, — уклонилась я от прямого ответа.

— To есть вы хотите сказать, — барон без предупреждения шагнул ко мне и стиснул руку кожаной перчаткой, в которую впечаталось кольцо, еще с утра в силу дел художественных и кулинарных лишившееся хлопковой защиты, — что Ян не говорил с вами о своих чувствах? Кольца обычно не надевают молча. Это не серьги.

Какое счастье, что барон не схватил меня за уши — они пылали вместе с лицом. Ах, как легко срезаться, вступая с ним в словесные игры.

— Позвольте мне быть с вами откровенной, — пролепетала я, понимая, что от моего жаркого дыхания с барона сейчас потечет грим. — Это кольцо скорее символ наших серьезных намерений работать над чувствами, чем самих чувств.

Я пошатнулась, ища спиной стену, но барон умудрился незаметно оттянуть меня от нее. Теперь не свалиться бы с кочки в болото из трясины низкопробной лжи.

— Понимаете… — говорила я, сама не понимая, что скажу через секунду.

Барон не выпускал моей руки, точно мог в темноте оценить вес и красоту камня.

— Мы совсем мало успели пообщаться в России…

Лучше не говорить, что всего один день!

— Мы думали, совместная работа поможет нам лучше узнать друг друга…

— Так вы его совсем не знаете? — перебил меня барон как-то вовсе не вопросительно. — Неосмотрительно молодой женщине приезжать к незнакомому мужчине. Очень неосмотрительно.

Лицо совсем близко, так отчего же я не в силах увидеть даже знакомую ямочку на подбородке барона, точно на глаза мне надели маску?

— Я ехала не только к нему, но и к вам…

— А это еще более неосмотрительно, — перебил барон пустым голосом.

— К вам в музей, я хотела сказать, — поправилась я нарочно обижено. — Меня не предупредили о вашем нежелании видеть меня здесь в качестве художника по куклам. И теперь, — тараторила я, чтобы барон снова не перебил меня в середине фразы, опошлив ее смысл, — получается так, что я поставлена в очень затруднительное положение, и я не уверена, что в такой ситуации смогу принять правильное решение в отношении Яна.

Фу! Точно экзамен по риторике сдала! Или провалила, потому что барон зло усмехнулся и отпустил мою руку, которая плетью упала вдоль тела, и я еле успела стиснуть кулак, чтобы удержать кольцо на пальце.

— Теперь вы обвиняете меня в краже вашего женского счастья! Браво, пани Вера!

— Я ни в чем не обвиняю вас, пан барон! — в моем голосе против воли появились противные визгливые бабские нотки. — Я не собиралась обсуждать с вами мои отношения с Яном, но раз вы потребовали откровенности, то извольте ответить, насколько вас раздражает мое общество? Я готова дождаться Яна в гостевом доме пана Лукаша, если вы будете из-за меня изводить ночными бдениями бедного пана Драксния!

— Продолжайте, пани Вера. Мне очень нравится выслушивать обвинения от незнакомой женщины. Это у вас в крови. У всех. Чтобы получить оплеуху, мужчине даже не надо ничего делать. Достаточно просто появиться в жизни женщины.

Он стукнул каблуком, но движения воздуха я не почувствовала. Барон не отвернулся и не собирался уходить. Может, конечно, и хотел, но чего-то ждал. Моего ответа?

— Вы знаете, почему у нас с вами такое недопонимание? — спросила я жестко, почувствовав вдруг на мгновение свободу от лжи. — Потому что мы не видим лиц друг друга. Даже глаз.

— Сомневаюсь, что вы хотите увидеть мое лицо, — чуть ли не рявкнул барон, оборвав меня на полуслове.

— Тут дело не в моем желании, а в вашем нежелании! — поразилась я собственной резкости. — Это вы не хотите его мне показывать.

— Мне нечего показывать, — барон больше не кричал. Сейчас в его голосе чувствовалась дрожь, и я поспешила его успокоить.