— Я себе просто специй заварила. С лимоном, — лгала я, не краснея, и мне верили.
Сказав, что в джезве проще не разлить, я взяла кружку и пошла наверх. Пана Ондржея не видно. Пан Лукаш тоже ушел с поста. Мальчика, видимо, заперли. Старый охотник, наверное, сам слег.
— Простите, что так долго, — извинилась я, закрыв дверь в комнату больного.
Барон не сменил позы, и я порадовалась, что он смотрел на меня. Иначе можно было подумать, что бедный не справился с раной.
Страсти какие! Кто писал идиотский фольклор про вампиров, явно с ними лично не встречался. Или я зря называю Петера вампиром…
Я налила пахучей крови в чашку почти на самое дно и принялась дуть на горячую жидкость, точно готовила питье для младенца.
— Вера…
Я обернулась на зов барона.
— Я говорил вам, что вы очень красивая?
Я пожала плечами и сделала шаг к кровати. Барон чуть приподнялся на локтях, и я поспешили поправить за его спиной подушку.
— Но я точно говорил вам, что надо беречь такие красивые волосы.
Я выпрямилась и отвела в сторону руку с горячей чашкой.
— Я грешный делом подумал, что вы, Вера, ищите расческу…
Барон улыбнулся, и я еле сдержалась, чтобы не выплеснуть содержимое чашки прямо ему в лицо. Жена имеет право хоть на элементарное уважение! Так оно и есть… Минимальное! Петер снова говорит мне "вы"!
Теперь я поддерживала его под голову, помогая пить.
— Простите меня, это хуже баланды, — прошептала я, приняв от барона пустую чашку.
— Как сказать, Вера… Иногда между боями у нас и баланды не было.
Я выпрямилась, но не пошла за джезвой.
— Вы совсем мальчишкой были. Ужас…
Петер улыбался. Как идиот, прямо. Другого слова не находилось!
— Вера, я перестал быть мальчишкой, когда выстрелил в собственного брата. Убивать врага совсем не страшно.
Я чуть не спросила про убийство женщин, но вовремя прикусила язык и пошла к столу, чтобы налить в чашку на этот раз чуть больше крови. Петер даже пару раз отрывался от питья, чтобы перевести дух. Мне переводить было нечего. Я подле барона не дышала.
— Вера! — позвал Петер настойчиво, когда я в следующий раз слишком долго задержалась у столика. — Я хочу все вам рассказать. Только не хочу кричать об этом. Сядьте рядом со мной. Пожалуйста.
Я перестала наглаживать пустую чашку и оставила ее на столе вместе с джезвой. Желудок превратился в горошинку. Крохотную. Но не голод был тому виной.
Эпизод 7.3
Барон протянул мне руку, будто для танца. Если бы… Если бы можно было отмотать время, я бы сказала ему правду до той дурацкой шахматной партии. Теперь поздно… Но руку я отдала ему прошлым вечером с собственного согласия перед лицом священнослужителя и того, кто каким-то образом сделал барона тем, кем он стал.
Ощутив крепкое рукопожатие, я присела на самый край кровати, точно на жердочку, чтобы не коснуться ноги барона. Двигать раненого я не смела. Ему больно. Вне всякого сомнения ранен он серьезно. И зачем только крепится передо мной… Зачем? Он хочет быть не просто человеком. Он желает быть мужчиной. Сильным. Для меня.
Сердце билось пойманной в клетку птицей и не поддавалось на уговоры мозга, который твердил одно и то же: пусть Петер и не фольклорный персонаж, он чудовище, и внешние шрамы не имеют к его сущности никакого отношения. И даже если барон не выпускает клыки, не спит в гробу и не оборачивается нетопырем, он… Он убийца, закаленный в двух мировых войнах.
— Мы остановились на тринадцатой кукле, верно?
Петер не отпустил моей руки. Возможно, из боязни, что я сорву с пальца кольцо, услышав про очередное злодейство. Но я не собиралась этого делать. Не сейчас. Он попросил о помощи, и я не смею ему в ней отказывать. Ведь я человек. Я останусь ему женой в глазах семьи пана Лукаша. А потом вложу кольцо в руку барона и уйду. В свою старую жизнь. Точно проснусь от кошмара. Который все же порою так напоминал сказку…
— Я делал ее довольно долго. Тот дурацкий свитер… Я распустил настоящий и из ниток, хранивших еще запах Сюзи, принялся вязать наряд для ее куклы. До этого момента я не держал в руках спиц. Приходилось часто распускать уже связанное и начинать заново. Но вот наконец кукла была готова. Я положил ее в сундук и с трудом закрыл крышку. Для новой куклы места в сундуке не было. Я не спал потом несколько ночей кряду, все вспоминал этих девушек, их улыбки, слезы, радости и горести. Мы прожили бок о бок не один год. Расставаться с ними было мучительно больно. Но и им было мучительно больно покидать мир, и если в сам момент ярости я не чувствовал ни жалости, ни сострадания, то потом мне часто приходилось откладывать детали кукол в сторону, чтобы не намочить слезами.
Петер крепче стиснул мне пальцы. Видимо, желал, чтобы я подняла на него глаза, но мой взгляд намертво приклеился к бриллианту, зажатому его пальцами.
— Вера, я успокаивал себя тем, что умел брать под контроль инстинкт зверя и оттягивать приступы до подходящего момента, когда волосок жизни моей избранницы надрывался из-за внешних обстоятельств. Я мог по нескольку лет жить жизнью нормального человека. Почти нормального…