Уснуть я не могла, отключиться тоже… Но эта стерва висела надо мной, опускаясь все ниже и ниже, и я даже начала чувствовать в груди тяжесть, точно на нее водрузили кирпич. Я открыла рот, чтобы крикнуть, хотя и не испытывала страха, но вырвался хрип. Ее руки снова были на моей шее, а мои, сколько бы я ни колошматила ими, хватали лишь воздух, которого в моей груди оставалось все меньше и меньше. Ее глаза начали увеличиваться, расползаясь в огромное черное пятно, пока меня полностью не окутало мраком.
И вдруг рука, падая, поймала что-то теплое и мягкое, но это нечто лишь на мгновение затормозило ее падение. Однако потом качнулась сама тьма, но я ничего для этого не делала. Вперед-назад, вперед-назад — меня точно швыряло разбушевавшимися волнами, пока затылок не ударился о скалу. И в этот раз боль оказалась сильнее, или я просто схватила ртом воздух и оттого закричала… Или испугалась того, что, открыв глаза, вместо тьмы, увидела затуманенную серость.
— Тише, Вера!
Барон ткнул меня лицом в свой халат, и я сама зажала его зубами, чтобы не завизжать. Дверь закрыта… Была… На замок… Один ключ ложь, в которую я поверила… Второй у него! Что же со мной было?
— Тише, тише… — повторил барон, когда я попыталась отстраниться, и опустил ладонь за мой зудящий затылок, чтобы я точно уже не дернулась.
Что произошло? Как он здесь оказался? Почему я лежу на полу рядом с ним? Я задремала, уснула от усталости и нервов и свалилась? Тогда, выходит, он все время был рядом. Может, даже сидел в кресле, на которое я ни разу не обернулась. Ему нравится за мной подглядывать, а я снова точно глухая за работой…
Я действительно дошкурила маску или это тоже был сон? Но отстраниться, чтобы проверить, я не могла. Барон держал меня у груди и не отпускал, и его "тише" становилось все тише и тише, хотя я даже не думала кричать. Кричать — это последнее, что я должна делать, если не хочу разозлить его. А он хочет, чтобы его злили. Именно поэтому просил меня кричать, когда находился в здравом уме.
Барон медленно поднялся, увлекая меня за собой. Я все еще не видела ничего, кроме его груди, и не слышала ничего, кроме его бешеного сердца. Или своего, которое заполнило все паузы в чужом сердцебиении. Наконец руки барона сжали мне щеки и отстранили голову от груди, но не больше, чем на длину школьной линейки.
— Она ушла. И не вернется до следующей полуночи. Этот маленький мерзавец не сказал мне, что вчера она уже пыталась убить тебя. Ведь это было, да? Она уже душила тебя?
— Кто? — с трудом выдохнула я.
— Хватит, Вера! Ты прекрасно знаешь, кто…
На моих полуоткрытых губах появились пузырьки. Хорошо, что слюна, а не рвота. Но облизать их я не смела. Как и шевельнуться. Что он только что мне сказал? Я не попросила повторить. Я просто качнулась назад, но сильные руки толкнули меня обратно к груди, и ладонь вновь накрыла мне затылок.
— Еще два дня, — шептал Милан. — Две полуночи. Две четверти часа. Всего полчаса страха, и мы победим ее. Вдвоем. Думаю, теперь ты будешь работать с удвоенным усердием. С таким, с каким Элишка только что пыталась убить тебя. Все, что она может, это открывать двери и душить. Больше ничего — сколько бы ей ни хотелось остановить создание куклы, у нее ничего не выйдет. Она не может двигать предметы, не может поджигать, не может даже залить все водой, хотя ни глине, ни гипсу, ни ткани вода и так не страшна. Все, что она может, так это попытаться убить мастера. Но я не дам ей это сделать, я тебе обещаю. Я опоздал на минуту. Эта чертова дверь. Я так хотел, чтобы ты чувствовала себя хозяйкой, потому и отдал тебе единственный ключ. Даже подумать не мог, что ты просидишь здесь до полуночи. Я еле выбил этот чертов замок, еле выбил…
В какой-то момент он отстранил меня от себя, но я все равно не видела его лица, перед глазами висела пелена слез, беззвучных. Я не плакала, нет…
— Вера, только не плачь, — барон вдруг опустился передо мной на колени и стиснул талию. — Я обещаю, что даже волосок не упадет с твоей головы в моем доме. Ты мне веришь?
И тут я не выдержала. Только не расплакалась — ведь плакать мне запретили, а рассмеялась, вернее расхохоталась, даже можно сказать — заржала, как сивая кобыла, хотя и не знала, как та ржет… И не хотела знать, как не хотела слушать барона и видеть его перед собой на коленях. Единственное, что хотелось сделать, это схватить маску и разбить ее об обогреватель, если уж не о голову самого барона. Убежать, хоть вот так, без всего, в ночь, под снег, который давно залепил окно. Да так сильно, что не видать, какая нынче луна — полная, должно быть, раз у безумцев обострения, во время которого они заодно принимают в свои нестройные ряды новых членов…