Марью пишет сочинение (рассказы эстонских писателей)

— Вот видишь, — ответила мама, — напрасно ты разворчалась поначалу: не умею да не могу. Покажи-ка, что у тебя получилось?

— Я сначала перепишу начисто, а то ты не поймёшь.

— Ничего, разберусь.

Марью со счастливым видом протянула маме тетрадку. Мама стала читать, но чем дольше она читала, тем становилась серьёзнее. Марью испуганно спросила:

— Тебе не нравится?

— Нравиться-то нравится, — отвечала мама, — хорошо написано, без ошибок и складно, только вот…

— Только?..

— Ты написала не про себя. Ты никогда не встаёшь так рано, не умываешься, пока тебя не заставят, зарядку делаешь не чаще одного раза в неделю…

— Но, мамочка, это неважно!

— Как так?

— Просто мне представляется, будто я всё это делаю. На прошлой неделе у нас в школе была встреча с одним писателем, он говорил, что чаще всего, пишет не о том, что случилось с ним самим, а о том, что он слышал или видел, а некоторые истории и вовсе выдумал. Ну, я не могу объяснить тебе этого точно, только знаю, что так писать можно.

— Тут ты ошибаешься, Марью, — возразила мама, — если бы название домашнего сочинения было «День образцовой ученицы», тогда дело другое, а так это просто нечестно. Пойди перепиши всё заново. А чтобы не запутаться, расскажи о вчерашнем дне, как ты утром никак не хотела вставать, как мне пришлось дважды тебя будить, как ты не могла найти чулок, ну, обо всём, и о том тоже, как вечером ты не хотела вытирать посуду.

— Нет, мама, — испуганно воскликнула Марью, — так писать нельзя! Все станут надо мной смеяться. А что скажет учительница?

— Ничего не поделаешь, твой день именно такой. Так что садись и пиши!

Ресницы Марью задрожали. Она обхватила маму за шею и начала упрашивать сквозь слёзы:

— Мамочка, позволь мне сдать это сочинение! Я теперь стану помогать тебе без напоминаний! Поверь, мамочка, я не посмею написать, как ты велишь.

— А вести себя так смеешь?! Ой, Марью, до чего ты стала трусливой! А ведь ты председатель совета отряда!

Слова «председатель совета отряда» больно укололи Марью. Понурив голову, она вернулась к письменному столу и неохотно принялась за работу. Вся красная от стыда, Марью подробно описала утро вчерашнего дня, но когда дошла до чулка, разозлилась, и перо побежало по бумаге быстрее.

«… Уже пора было отправляться в школу, а я никак не могла найти чулок. Искала под кроватью и на кровати. Чулка нигде не было. Мама подошла ко мне и сказала:

— Когда ты, наконец, научишься аккуратности! Почему ты вечером не кладёшь свои вещи на место?

Не кладёшь, не кладёшь! А Тыну кладёт? Но ему никто ничего не говорит, только мне вечно приказывают! А разве трудно отцу отвезти меня на машине в школу, когда он видит, что дочь может опоздать? Не трудно! Просто ему хочется, чтобы я его десять раз попросила. Но так будет не вечно! Вот вырасту, куплю себе машину, и пусть тогда он меня просит. Увидит, как это приятно!»

Перо всё бежало, поскрипывая, по бумаге, а в душе Марью всё росло упрямое ожесточение, теперь уже против себя самой.

«Когда я пришла из школы, то бросила своё пальто на стул, вешалка у нас высоко, а мне было лень принести из кухни табуретку. «Пускай, мама его потом уберёт», — подумала я. И сразу села читать книжку, — вчера мне купили сборник интересных рассказов. Не успела я прочесть и страницу, как мама уже позвала меня:

— Марью, сходи в булочную за хлебом.

Я притворилась, что не слышу. А сама подумала: если мама заглянет в двери, то наверняка решит, будто я готовлю домашние уроки, и пойдёт вместо меня в булочную. Но мою маму провести трудно, она сразу поняла, что я просто читаю книжку, и сказала:

— Поторопись, Марью! Уже пора обедать».

Марью безжалостно описывала свои недостатки, словно она вовсе не о себе рассказывала, а о каком-то своём злейшем враге.