Марк Агриппа

Вар чуствовал себя неловко. Он и на самом деле бессовестно ограбил Гигина, забрав почти всех его лучших учеников. Тому теперь и поговорить не с кем будет, но что делать. Люди были нужны в Марцелле-Германике, новом городе в устье Одера, где и планировалось основное производство. На тибрском острове же предстояла большая реконструкция, которая ложилась на хилые плечи Гая Юлия Гигина.

— Тебе выделены неограниченные средства, ты сможешь взять хоть тысячу учеников.

Гигин смотрел взглядом побитой собаки. Вместо любимых учеников и интересной работы, ему навязывали толпу неучей и кучу забот. Деньги? Теперь для Гигина они тоже были лишь заботой, отвлекающей от НАСТОЯЩЕЙ жизни. Жизнь кончилась. Он выдохнул со стоном.

— Оставь мне хотя бы Гермогена. Когда я умру от горя, он меня заменит.

— Ты не умрёшь, мой друг. Твой долг тебе этого не позволит. Но Гермогена, так и быть, оставлю. Цени мою доброту, Гигин. Если поедешь со мной испытывать ракеты для триумфа, к полудню будь готов.

"Марсианский комитет" собрался накануне заседания Сената, где планировалось провести очередную рокировку высшей власти. Агриппа признавал удобство системы принципата, введённую ещё покойным Августом и решил до поры ничего не менять. Но о будующем думать нужно было уже сейчас. Присутствию Гая Мецената, никто из старожилов не удивился.

— …именно потому, что тебе этого не хочется, Друз. Власть — это долг. Тиберий тоже не хотел. Принципат в Риме нам очень удобен, именно нам, потому, что нас много. Мы можем и власть удержать и в царей не превратиться. Тебя сменит Максим, когда наведёт порядок в Иудее, а там глядишь, и Луций Антоний дорастёт. Мы уже не просто семья, мы Партия.

Что такое Партия, им только что объяснил Меценат. Всё, как и было, только добавился Гай Меценат со своей сыновьей центурией. Никто не возражал, партия, так партия, Мецената и раньше чужим не считали. Но Друз ныл, почему бы самому Агриппе к принцепству не вернуться, пришлось объяснять.

— Нам предстоит создать новое общество…

Друз вздохнул. Об этом тоже уже говорили. И правда, где брать рабов, когда весь мир завоюем. Хорошо, что у Агриппы об этом уже голова болит.

— …иначе оно всё равно создастся, само, но уже без нас. Создастся большой кровью. И мы обязаны попытаться этой крови избежать. Поэтому в Риме ничего менять пока не будем. Разве что передадим всю Галлию и Рецию под управление Сената, там совсем тихо. С этим решили?

Агриппа вопросительно посмотрел на покорителя Германии, тот печально кивнул в ответ. Окинул взглядом остальных. Никто не сомневается, привыкли уже. Боги превращаютя в космические шары, семьи в партии, деньги в бумагу, бабы… Об этом лучше не думать, даже Октавия в ужасе. Как этого избежать? Малыш Тиберий, какой Тиберий, он ведь теперь официально Германик, малыш Германик этого не знает. Возникшую паузу прервал Тиберий Старший. Вернее, теперь единственный.

— Мы все тебе верим, Агриппа. И очень благодарны, что ты тянешь этот неподъёмный груз. Мы это видим и ценим. Просто командуй, как и раньше.

— Нет, Тиберий, как раньше не получится. Я не знаю лучший путь в новое общество, мы будем идти на ощупь в темноте, там не покомандуешь. Да и я не вечен.

Фраат, сын парфянского царя Фраата Четвёртого и его жены римлянки Музы, после мирного договора отца с римским Августом, проживал в вечном городе в качестве заложника. Он добровольно вызвался на это и не пожалел, спасибо матери за совет. Теперь он, один из младших сыновей царя, да ещё и от римлянки, становился ключевой фигурой в планах отца. Тот был настолько обеспокоен событиями последнего времени, что на отправку посольства, которому было поручено разобраться в происходящем и постараться извлечь из этого выгоду, потратил, похоже, треть казны. Фраат про себя усмехнулся — это он ещё о германской победе не знал.

— …двадцать три слона, тридцать пять львов, одиннадцать тигров…

Всё это богатство неожиданно свалилось на его голову, возглавлявший посольство Ликор в дороге помер. Говорят сам. Говорят. Шелка, камни, пряности, звери, теперь всё это моё, такой подарок богов случайно не делается. Закончил бородатый. Варвар бородатый. Действительно варвары, мать права.

— Ты привёз Риму много подарков, и не знаешь что Царь хотел получить от Рима? Ты у меня об этом спрашиваешь?

Бородатый варвар захлопал глазами.

— Ликор помер. Сам помер. Он знал.

Всем римским богам богатые жертвы. Надо же какая удача. Но виду Фраат не подал.

— Прочь с глаз моих, сын ишака. Я должен подумать.

Подумать действительно было над чем. Быть ключевой фигурой в планах отца и просто ключевой фигурой с собственными планами — это, как говорится, две большие разницы. Просвещённый царь, Фраат Пятый, сын римской гражданки, заинтересует такое великий Рим? Вполне. А у них на востоке сейчас десять легионов, с иудеями разделаются быстро. Думай, Фраат, думай.