Читаем Марк Аврелий и конец античного мира полностью

Церковь ни в чем не походила на храм, так как поддерживался абсолютный принцип, что Бог не нуждается в храме и что его истинный храм сердце праведника. Никакой особой архитектуры, по которой ее можно бы было узнать, она не имела; но это уже было отдельное здание, называвшееся домом Господним, и с ним уже начинали связывать самые нежные проявления христианского благочестия. Ночные собрания, именно потому, что они были запрещены законом, сильно прельщали воображение. В сущности, хотя истинный христианин ненавидел храмы, церковь втайне стремилась сделаться храмом; в средние века, она и достигла цели вполне; часовня и церковь наших дней гораздо более походит на древние храмы, чем на церкви II века.

Особая, быстро распространившаяся мысль значительно способствовала этому превращению: вообразили, что евхаристия была жертвоприношением, так как она была памятником верховной жертвы, принесенной Иисусом. Это предположение заполнило пробел, который поверхностные люди видели в новой религии, a именно отсутствие жертвоприношения. Таким образом, стол для евхаристии сделался алтарем, и заговорили о приношениях и пожертвованиях. Такими приношениями явились именно хлеб и вино, которые приносились более достаточными из числа верующих, чтобы не обременять церкви собой, и чтобы остальное поступало бедным и прислуживающим при церкви. Очевидно, что подобное учение должно было вести ко многим недоразумеииям. Средние века, столь злоупотреблявшие обедней путем преувеличения мысли о жертвоприношении, дошли до очень больших странностей. От перемены к перемене дошли до глухой обедни, где человек, в маленьком уголке, с ребенком, заменяющим народ, председательствует в единоличном собрании, беспрестанно переговаривается с людьми, которых там нет, делает внушения отсутствующим, сам для себя приносит жертву и сам себе дает лобзание мира.

В конце II века, суббота почти совсем исчезла у христиан. Держаться ее было признаком иудейства, нехорошим признаком. Первые поколения христиан праздновали и субботу и воскресение, одну в память о сотворении мира, другое в память Воскресения Христова. Потом все сосредоточивается на воскресении. Это не значит, чтобы этот второй день считали буквально днем отдыха; суббота была отменена, а не перенесена; но воскресное празднество и в особенности мысль, что этот день весь должен быть посвящен радости (запрещалось воздерживаться от пищи, молиться на коленях) вновь привели к воздержанию от работы слуг. Гораздо уже позднее пришли к мысли, что субботнее правило применимо к воскресению. Первые правила на этот счет касались только рабов, которым, из жалости, хотели обеспечить праздничные дни. Четверг и пятница, dies stationum, были посвящены воздержанию от пищи, коленопреклонению и воспоминанию о страстях Господних. Годовыми праздниками остались два еврейских праздника, Пасха и Пятидесятница, с сказанным выше изменением срока. Праздннк Кущей был на половину отменен. Обычай махания ветвями с криком «Осанна!» связали более или менее удачно с воскресением, предшествовавшим Пасхе, в память одного обстоятельства последней недели жизни Иисуса. В великую пятницу не вкушали пищи; в этот день воздерживались от святого лобзания.

Поклонение мученикам занимало уже столь значительное место, что язычники и евреи возражали против него, утверждая, что христиане чтут мучеников больше, чем самого Христа. Их хоронили в виду воскресения, и с такими утонченностями роскоши, которые составляли резкую противоположность с простотой христианских нравов; доходили почти до поклонения их костям. В годовщину их смерти стекались к их могилам, читали описание их мученичества, совершали в память их таинство евхаристии. Это было распространение обычая поминания мертвых, благочестивой привычки, занимавшей большое место в жизни христиан. Немногого уже недоставало до служения обеден в память покойнников. В поминальные дни приносили за них хлеб и вино, как если бы они еще жили; присоединяли их имена к молитвам, предшествовавшим освящению, и вкушали хлеб в общении с ними. Таким образом, поклонение святым, при помощи которого язычество устроило себе местечко в церкви, и молитвы за покойников, бывшие источником величайших средневековых здоупотреблений, были связаны с самыми возвышенными и чистыми стремлениями первобытного христианства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика эгоизма. «Нет ничего выше меня»
Этика эгоизма. «Нет ничего выше меня»

Макс Штирнер (настоящее имя Иоганн Каспар Шмидт) – немецкий философ (1806–1856), предвосхитивший идеи нигилизма, экзистенциализма и постмодернизма. Одной из основополагающих идей Штирнера был этический эгоизм. «Мы живем в мире, полном призраков и одержимых, – писал Штирнер. – Везде и всюду нам стремятся доказать, что смысл и цель нашего существования лежат где-то вне нас. Что просто необходимо найти этот смысл и пожертвовать своими интересами ради воплощения этой цели. Не проще ли, не лучше ли, не выгоднее ли, наконец, отбросив жадные идеалы, строить свое дело на себе самом?».Многое из того, о чем говорил Фридрих Ницше (1844–1900), было взято из Штирнера. Согласно Ницше, существуют два вида морали: «мораль рабов» и «мораль господ». Мораль господ воплощает самоуважение, индивидуализм и свободу, присущие людям со здоровым эго.В книге представлены произведения Штирнера и Ницше, дающие представление об их взглядах.

Макс Штирнер , Фридрих Вильгельм Ницше

Философия / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Введение в логику и научный метод
Введение в логику и научный метод

На протяжении десятилетий эта книга служила основным учебником по логике и научному методу в большинстве американских вузов и до сих пор пользуется спросом (последнее переиздание на английском языке увидело свет в 2007 г.). Авторам удалось органично совместить силлогистику Аристотеля с формализованным языком математической логики, а методология познания излагается ими в тесной связи с логикой. Освещаются все стандартные темы, преподаваемые в базовом курсе по логике, при этом их изложение является более подробным, чем в стандартных учебниках. Как синтетический курс логики и научной методологии не имеет аналога среди отечественных учебников.Значительная часть книги посвящена исследованию проблем прикладной логики: экспериментальным исследованиям, индукции, статистическим методам, анализу оценочных суждений.В книге дается анализ предмета логики и природы научного метода, рассмотрение той роли, которую методы логики играют в научном познании, а также критика многих альтернативных подходов к истолкованию логики и науки в целом. В этом отношении она представляет собой самостоятельное философское произведение и будет интересна специалистам в области философии и методологии науки.Для преподавателей логики, философии науки, теории аргументации и концепций современного естествознания, студентов, изучающих логику и методологию науки.

Моррис Коэн , Эрнест Нагель

Философия / Прочая научная литература / Образование и наука