Марк Аврелий и конец античного мира

Итак, установленная религия не давала никакого удовлетворения глубоким потребностям века. Бог античного мира не был ни добрым, ни злым; он был силой. С течением времени приключения, которые приписывались этим мнимым божествам, сделались безнравственными. Культ вырождался в идолопоклонство, самое грубое, иногда самое смешное. Философы нередко публично нападали на официальную религию, при рукоплесканиях слушателей. Вмешавшись в дело, правительство еще более его унизило. Божества Греции, давно отожествленные с божествами Рима, по праву заннмали места в Пантеоне. Божества варваров подверглись таким же отожествлениям и превратились в Юпитеров, Аполлонов, Эскулапов. Местные божества спаслись посредством культа богов-Ларов. Август ввел в религию очень значительное изменение, возвысив и упорядочив культ богов Ларов, в особенности Ларов перекресточных, и позволив присоедннить к двум Ларам, освященным обычаем, третьего, Гения императора. Вследствие этого сообщества, Лары стали называться августейшими (Lares augusti), и так как местные боги сохранили легальное положение преимущественно в виду переименования в Лары, то и они почти все стали называться августейшими (numina augusta). Вокруг этого сложного культа образовалось духовенство, состоявшее из фламина, т. е. своего рода архиепископа, представителя государства, и жрецов Августа, корпораций рабочих и мелких горожан, специально приставленных к Ларам или местным божествам. Но Гений императора естественно раздавил своих соседей; настоящей государственной религией сделался культ Рима, императора и правительства. Лары остались очень неважными господами, Иегова, единственный местный бог, который упорно не захотел поддаться августейшему сообществу и которого невозможно было превратить в безобидного перекресточного фетиша, разгромил и божество Августа и всех прочих богов, которые так легко согласились сделаться пособниками тирании. Отныне борьба пойдет между иудаизмом и странно смешанным культом, который хотел установить Рим. Ему это не удастся. Рим даст миру правительство, цивилизацию, право, искусство управления, но религию он ему не даст. Религия, которая распространится, по-видимому, наперекор Риму, а в действительности благодаря ему, не будет ни религией Лациума, ни религией, сочиненной Августом, это будет та самая религия, которую Рим столько раз считал уничтоженной его усилиями, — религия Иеговы.

Мы видели благородные попытки философии отозваться на потребности душ, которых религия уже не удовлетворяла. Философия все видела и все выразила чудным языком; но было необходимо, чтобы это совершилось в форме популярной, т. е. религиозной. Религиозные движения возбуждаются только духовными лицами. Философия была слишком права. Предлагаемая ею награда была недостаточно осязаема. Бедные, необразованные, лищенные возможности к ней подойти, оставались в сущности без религии, без надежды. Человек родится таким плохим, что он бывает хорош только, когда мечтает. Ему необходимы обольщения, чтобы он исполнил то, что должен был бы сделать из любви к добру. Только ради страха и обмана этот раб исполняет свой долг. Масса приносит жертвы только при обещании, что ей заплатят. Самоотречение христианина в сущности лишь тонкий расчет: внесение капитала в виду царствия Божия.

У разума всегда будет немного мучеников. Люди приносят себя в жертву только ради того, во что веруют; а веровать можно только в неверное, в нерассудочное; рассуждению подчиняются, но в него не верят. Вот почему разум не поощряет к действию; напротив, скорее советует воздержаться. Никакой большой переворот не совершается в человечестве без очень определенеых убеждений, без предрассудков, без догмата. Сильны только те, которые ошибаются вместе ео всеми. В стоицизме заключалась ошибка, которая много вредила ему в глазах народа. Для него добродетель и нравственное чувство тожественны. Христианство их разделяет. Иисус любит блудного сына, блудницу, души в сущности добрые, хотя и грешные. Для стоиков все грехи равны, и грех не прощается. A в христианстве имеются прощения для всех преступлений. Чем более человек нагрешил, тем более он в его власти. Константин примет хрнстианство потому, что верит, что у одних христиан есть искупления для отцеубийц. Успех, который имели, начиная со II века, отвратительные жертвоприношения быков, откуда люди выходили все в крови, доказывает, как жадно современное воображение искало средств примирить богов, предполагавшихся прогневанными. Из всех языческих обрядов христиане всего более опасались конкуренции тавроболов, которые явились как бы последним усилием умирающаго язычества против возраставшего с каждым днем торжества крови Иисусовой.