Марк Аврелий. Золотые сумерки

Бебий не заметил переживаний, исказивших лицо патриция. Скоро добрался до Субуры — здесь обречено, без объяснений, без поиска причин, трезво и напрочь, признался себе, что без Марции ему не жить. Плевать, где она, с кем она! Нужна и все тут! Он не мог позволить себе смириться с потерей. Отступи — и все дальнейшее неинтересно. Служба, подвиги, подряд, матушка, хозяйство, собственность — к чему все это? Единственное, на что хватило сил — это убедить себя, что подобная тоска всего лишь род душевной хвори. Со временем выздоровеет, а пока следует притерпеться. Смириться, как Евбен, потерявший внучку, последнюю отраду старости.

Мыслил ясно, разумно, сам себе удивлялся, своему спокойствию. Вот еще соображение. Откуда вывернулось, непонятно. Насчет ребенка. Бросить его, не рожденного страдальца, в подобном положении значит, предать его. Более того, изменить памяти отца, ведь тот, даже заразившись пагубным христианским суеверием, не бросил дом, привычное житье до той поры, пока Матидия не разрешилась от бремени, пока Бебий старший не взял младенца на руки и не нарек своим сыном. Неужели он, Бебий младший, дойдет до такого позора, что позволит бросить своего ребенка на произвол судьбы?

Это мучительная, неотступная картинка, как Марцию заставляют силой избавиться от ребенка, всю дорогу преследовала его. На повитух, колдуний, всякого рода знахарок Уммидий не поскупится. Потому, может, разгневался еще сильнее.

Первым человеком, с которым Бебий столкнулся в отведенном для трибунов здании оказался Сегестий. Тот был в парадном облачении — доспехи новенькие, шлем начищен мелом и ослепительно блестел, на плечах красовался центурионский плащ.

— Видал, Бебий, — повел плечом Сегестий. — Сегодня по распоряжению императора Приск удостоил меня звания центуриона. Палку, сказал префект, добудешь сам. Это еще что, — радостно махнул рукой. — Сегодня к воротам прибежал Юкунд и предложил мне две тысячи сестерциев, чтобы я на исходе этой недели оформил брак с Виргулой.

Бебий не удержался и хмыкнул — удивительные шутки со своими жителями выкидывает Вечный город. Здесь всего в избытке — и горя, и радости, отчаяния и надежды. Однако не стоит портить радость Сегестию. Трибун изобразил улыбку и спросил

— Рад за тебя?

— Лет постарался, — принялся рассказывать Сегестий. — Разузнал, что Юкунд — вольноотпущенник Дидия Юлиана, известного гордеца. Его тщеславию нет предела. Вот Квинт Эмилий и разъяснил ему, что тот, кто добивается чести, должен поддерживать хорошие отношения с гвардией, иначе его потуги бесполезны. Неразумно раздражать тех, кто ежеминутно находится возле императора, задирать их. Дидий испугался, начал оправдываться, тогда Квинт и рассказал ему о моих неладах с Юкундом. Тот даже рассмеялся — пусть, говорит, Сегестий, не переживает. Он этого Юкунда вот так…

Сегестий сжал огромный кулачище и показал, как Дидий Юлиан поступит со своим вольноотпущенником.

— Юкунд тут же примчался в лагерь. Тут ему подсказали, что теперь я центурион. Трактирщик едва не лишился рассудка. Когда пришел в себя, предложил организовать пир. Жалкий человек, — неожиданно помрачнел Сегестий. — Нужно мне его разбавленное вино и жаркóе из кошки. Слушай, а чего ты белее снега?

Бебий не ответил, отвернулся. Сегестий подозвал Дима, положил руку ему на плечо. Парнишка невольно сгорбился под тяжестью, но сразу осмелел и заявил.

— Матидия продала Марцию. Хозяин горюет.

— Горюешь? — обратился Сегестий к Бебию.

— Есть немного.

— Немного? — не поверил центурион и, заметив, с какой силой молодой человек сжал челюсти, поволок его за руку в сторону.

Так, не глядя, наткнулся на спину Квинта Лета. Тот мгновенно рассвирепел, повернулся, но, заметив удрученного Бебия и не менее озабоченного Сегестия уже спокойнее предупредил.

— Смотреть надо… Что это с ним? — кивнул трибун на Бебия.

Сегестий пожал плечами.

— Так…

— От меня мог бы не таиться, — упрекнул Бебия Квинт.

Ответил Сегестий.

— Рабыня у них была…

Он глянул на Бебия, мол, можно ли продолжать? Тот не ответил, тогда центурион объяснил.

— Ну, Бебий сошелся с ней, а Матидия продала ее.

— Ну, и в чем беда? В Риме обнаружилась нехватка рабынь?

— Ты не понимаешь… — начал было Бебий.

— Отчего же. Выходит, девчонка так зацепила твое сердце, что ты места себе найти не можешь? Вот что, — он подхватил Бебия под другую руку и поволок в свободное помещение. — Расскажи все, как есть. Мне это, когда насчет любви, страшно интересно.

Бебий коротко поведал о том, как вернулся домой, как встретил Марцию, рассказал об их короткой, но «бурной» страсти. Поведал о ссоре с матерью, настаивавшей на скорейшей женитьбе и непременной продаже Марции. Чем больше говорил, тем сильнее распалялся. Прежний боевой настрой охватил его. Квинт и Сегестий едва сумели удержать Бебия, который уже был готов мчаться к дому Уммидия Квадрата и вырвать девчонку из рук этого лысого развратника.

— Только себе хуже сделаешь, — предупредил его Квинт. — В этом деле голову потерять раз плюнуть, а она у тебя вон какая видная, кудрявая.

Он помолчал, потом недоверчиво скривился.