Читаем Марк Исаевич Волькенштейн полностью

Юдифь Лазаревна, как все пожилые люди, очень щепетильно относилась к подобным казусам, поскольку верила в магию слов и чисел. Поэтому, с ее точки зрения, факт рождения в несуществующей стране, ставил под сомнение сам факт ее существования. Неприятно. Она считала, что родилась в России - исторический факт, оспорить который было невозможно, но была согласна и на СССР, согласилась бы даже на просто Польшу, но только не на ПНР. Эта «народная республика» почему-то больно ударила по ее самолюбию. Все-таки московские купцы второй гильдии не считали себя «народом».

Вернувшись домой, она долго возмущалась случившимся, и с собственным сыном и, с пришедшими в гости, друзьями. Вот, говорила она, родишься в одном месте, а потом его переименовывают и выходит, что ты родился черти где или же ты вообще не родился. Не могла же я родится в ПНР, когда та еще на свете не существовала. Это то же самое, что бабке быть дочерью своего внука. Просто бред.

Начали вспоминать бесчисленные советские переименования городов и улиц. Замечу, что для Юдифь Лазаревны, переименования улиц были особенно болезненны. Ведь всю свою юность она провела в Москве и, с каждым местом, с каждой улицей, были связаны определенные воспоминания. Уничтожение старых названий она воспринимала как уничтожение своего прошлого, своей жизни. Она рассказывала мне с ужасом, что той Мясницкой, где в подворотне дома номер восемь, ее пытался поцеловать молоденький гимназист уже не существует. «Я ищу Мясницкую и не нахожу» - с ужасом говорила она,- «не Мясникой, значит не было, и меня, и того мальчика, имя которого я за давностью лет позабыла». Поэтому, до глубокой старости она так и привыкла к советским названиям и, постоянно, переспрашивала: «А как это было по-старому?»

Знакомые, которые были моложе ее, не с таким сердцем воспринимали перемену названий и пытались смотреть на это с определенной долей юмора. Хохотали над анекдотом про то, что Ломоносов раньше был Ораниенбаумом, вспомнили, что Гатчина, когда-то была Троцком, а потом снова стала Гатчиной. Один из гостей родился в Рыбинске, но учился в Щербакове, а потом работал снова в Рыбинске, хотя не покидал пределы своего города. Поговорили про Царицын - Сталинград - Волгоград и прочие казусы советской жизни. Время было такое - люди начинали разговаривать без страха - оттепель. Правда - недолгая, но все же оттепель.

Стали обсуждать - как же поступать с людьми, которые живут в эпоху быстросменяющихся названий. Кто-то предложил в паспорте писать названия через черточку. И не только для городов, но и для стран, и улиц, выделив на каждый по странице - на всякий случай. Вспомнили анекдот: «Почему вы фамилию Иванов сменили на Петров - а чтоб не спрашивали - какая раньше была!. Похохотали еще несколько раз. В общем - весело отметили получение бессрочного паспорта.

И когда все гости уже разошлись, еще совсем молодой, Марк Исаевич, сказал своей матери: прошлое - полбеды, даже четверть беды, а беда в том, что нас ждет впереди. Мать отругала его за такое мрачное настроение и сказала, что в будущее надо смотреть с оптимизмом.

Счастливая - ей так и не удалось узнать насколько был прав ее сын. Она умерла буквально за год до того, как рухнула Советская Страна и как отняли все честно заработанные деньги. А Марк Исаевич, родившийся в СССР, был похоронен в России, собственно говоря, почти в той, в которой родилась его мать. Круг замкнулся. 

Какая у вас очаровательная внучка!

С Марком Исаевичем и Юдифью Лазаревной связана еще одна забавная история, которая звучит настолько невероятно, что может показаться, читающему эти строки, выдумкой, но все это - мсключительная правда.

Марк Исаевич, учась в институте, жил в хоть и однокомнатной, зато отдельной квартире, вместе со своей матерью в самом центре Москвы и был, то, что называется, пай-мальчик. Учился прилежно, драться не дрался, не пьянствовал, не сквернословил, вот только курил почти с самого детства. Но в те годы курение не считалось большим пороком.

Мне не представился случай спросить как Марк Исаевич познакомился со своей будущей женой. Где-то пересеклись их пути, ведь работала она ночной няней в детском саду, в котором, кстати, и жила, буквально в двух шагах от дома Марка Исаевича. Как бы то ни было, но после первой сессии, Марк Исаевич стал женатым человеком, а в начале второго курса - отцом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное