Марк Мидлер. Повесть о фехтовальщике

М. МИДЛЕР: Да, но дело в одном обстоятельстве… Это оказалась коррида какая-то… Сейчас поясню. В вечер перед утренними боями мы, вся делегация, поехали на праздник, день открытия, на Национальный стадион в Варшаве. На автобусах туда повезли, типа свободная прогулка. Мы гуляли и словно бы опьянели без выпивки… Еще бы! За границей ходим свободно. Это где-то на окраине Варшавы. Народ радуется. Музыка, песни… И вдруг – всем обратно в лагерь. Побежали быстро, и мы с Юрой Ивановым – помнишь такого фехтовальщика: он моложе меня на четыре года, петербургский левша – заблудились. Не нашли свой автобус. Команды – раз, раз, по автобусам разобрались, кто где, а мы…

Что делать? И начали добираться – нык, тык, пык, мык… Русских там не очень любят. По-русски чтобы разговаривать, объяснить, где что, – на такого человека нам не повезло. Не встретился…

На каком-то ехали трамвае. Эти старые трамваи… Он медленно идет, дребезжит по всей Варшаве. Потом пересадку делали куда-то. Как в лесу, наугад.

И все-таки добрались. Впритык. К отбою!.. Отбой в двадцать три часа!

Там уже в лагере паника – два советских гражданина исчезли за границей. В те времена это было ЧП, да еще какое! Я думал – всё, мне конец, невыездной до конца жизни.

Е. ГРИШИНА: Это абсолютно, можно сказать, писец?

М. МИДЛЕР: Да, думал, ну, всё! А там был руководитель делегации первый секретарь ЦК комсомола Михайлов, и второй – председатель Спорткомитета Романов Николай Николаевич. Оба – члены ЦК… Ну, Юра-то Иванов вроде не старший, он при мне, а мне председатель комитета сказал: «Завтра выиграешь, я тебя прощу. – (Смеется и плачет). – А так – выгоним».

Е. ГРИШИНА: Ой-ой-ой!

М. МИДЛЕР: Ну, сказал так в полу… полу…

Е. ГРИШИНА: Полушутку… А на самом деле…

М. МИДЛЕР: На самом деле, понимаешь…

Е. ГРИШИНА: В то время – это прямо… да.

М. МИДЛЕР: И я вышел – у меня настрой был сумасшедший. И я… проиграл Феттерсу.

Е. ГРИШИНА: А он тоже кому-то проиграл.

М. МИДЛЕР: Перебой, да. И в перебое я его прихлопнул.

Е. ГРИШИНА: Ну, отлично!

М. МИДЛЕР: Прихлопнул. И мне дали золотую медаль. Она первая была.

– Получается, чтобы ты выиграл, тебя надо испугать? – спросил я Марка, прочитав это интервью.

– При второй, то есть последней, может быть, самой последней моей попытке победить (она могла быть последней для меня как профессионального фехтовальщика), мне удалось как-то перевести страх в собственные свои дополнительные силы. Я одолел быка!

Помолчали.

– Марк, а есть для тебя что-нибудь страшнее страха?

– Чувство беспомощности, – сказал брат.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Мюнхен…

* * *

Напомню тем, кто, может быть, случайно забыл.

ХХ Олимпийские игры, 5 сентября 1972 года.

В этот день арабские террористы из палестинской группы «Черный сентябрь» ночью проникли в олимпийскую деревню и расстреляли делегацию израильских спортсменов и тренеров. Один из террористов, Джамаль аль-Гаши, через двадцать семь лет после теракта, в 1999 году дал интервью для документального фильма «Один день в сентябре». Джамаль аль-Гаши спрятался в Северной Африке.

Из памяти не уходит выражение лица Марка, когда 12 сентября 1972 года он вернулся после Олимпиады в Мюнхене.

Родители куда-то ушли. Мы ужинали вдвоем. Марк долго молчал. Потом медленно и тихо сказал:

– Нас не пустили на церемонию прощания с погибшими израильтянами. Так решила Москва. Но, похоже, я не смогу забыть музыку. Начало панихиды. Оркестр Мюнхенского оперного театра. Увертюра к опере «Эгмонт». Бетховен. Мне было хорошо слышно. Не могу забыть.

Помолчали.

– Ты знал Андре Шпицера?

– Да, Шпицер был одним из основателей Национальной академии фехтования Израиля. Ему было всего двадцать семь лет. В Израиле Андре – лучший из преподавателей фехтования. Чудный человек – чудной. Мы фехтуем на Олимпиаде, а в это время идет война между Израилем и Ливаном. Отношения между ними хуже некуда. А Шпицер – он знал несколько языков – идет пообщаться к ливанцам, как к друзьям.

– Романтик? – спросил я.

– Андре утверждал, что Олимпийские игры дают необыкновенный шанс сделать друзьями заклятых врагов. Последний раз его видели стоящим в окне дома, захваченного террористами. Зная немецкий и арабский языки, Шпицер играл роль переводчика в переговорах между террористами и немецкими властями. На Андре были направлены автоматы, и только он попытался, как заподозрили террористы, отклониться от того, что они приказали ему говорить, его свалили с окна ударом приклада. Потом – в упор… Странно это: близко от меня убивают человека, успешного, мощного, а я не могу ему помочь ничем… Гибель сборной команды Израиля, ужасная наша беспомощность – сильнейшие спортсмены в мире не могли предотвратить ход событий, официальный запрет Москвы на прощание с убитыми, музыка Бетховена… Эта музыка меня добила…

* * *

Однажды я сказал Марку: