Несомненно, Шагал испытывал беспокойство оттого, что, будучи евреем, занимается украшением христианских святынь. С другой стороны, он никогда не чувствовал себя свободно, имея дело с еврейскими учреждениями и организациями. Так что музей «Библейское послание» в каком-то смысле позволил Шагалу найти идеальный компромисс между его запросами художника и убеждениями агностика: это, как выразился сам Шагал, его художественная версия Библии как литературного произведения. «Библия всегда завораживала меня. Она всегда казалась мне — и до сих пор кажется — величайшим источником поэзии, на все времена. И с тех самых пор я непрестанно искал ее отражение в жизни и в искусстве. Библия — как эхо природы, и этот секрет я попытался поведать людям». Здесь шагаловская Библия — это ветхозаветная Библия, с ней связаны все представленные в музее работы. Но, как мы знаем, изначально он задумывал двенадцать картин на темы Бытия и Исхода для украшения стен в часовне Голгофы в Вансе. Детское воображение Шагала будоражили истории из древнееврейской Библии, но к этому конечно же добавлялись и зрительные образы церквей, которые он видел в Витебске. Когда, уже будучи взрослым, он начал воплощать библейские истории в художественные образы для французских церквей, он нашел способ примирить эти две разные и даже конфликтующие стороны своего детства — способ идеальный и безболезненный. Шагал словно пытался «приручить» христианские храмы, украшая их окна витражами, а стены — древнееврейскими образами, и в то же время пытался расширить еврейскую историю, введя в нее своего любимого поэта-философа Иисуса.
По иронии судьбы, пока Шагал все дальше забирался на нейтральную территорию между иудаизмом и христианством, во всем мире, и особенно в США, за ним закрепилась репутация выдающегося еврейского художника, благодаря грандиозному успеху бродвейского мюзикла «Скрипач на крыше» в 1964 году.
«Скрипач на крыше» (композитор Джерри Бок, стихи Шелдона Харника, либретто Джозефа Стайна) поставлен по мотивам рассказов Шолом-Алейхема о Тевье-молочнике, но само название отсылает к картине «Музыка» — одному из настенных панно, которые Шагал создал для Московского еврейского театра в 1920 году, — на нем действительно изображен непропорционально большой скрипач в зеленой фуражке и талите, отплясывающий на крышах двух маленьких домиков, между которыми притулилась совсем крошечная церквушка. Шагалу очень нравилась эта картина, и после отъезда из России он снова воссоздал этот милый его сердцу образ на полотне «Зеленый скрипач» (1923–1924). Художником-декоратором бродвейского спектакля был Борис Аронсон, еврей из России, который, как и Шагал, когда-то учился в Берлине у Германа Штрука и даже написал о Шагале небольшую монографию на идише. Эта работа была издана в 1923 году — правда, в ней было много личного, и Шагалу она не понравилась. Но что гораздо важнее, Аронсон на заре своей творческой деятельности, в 1920 году, работал в Московском еврейском театре, когда главным художником там был Шагал. Так что Аронсон видел панно «Музыка».
Как заметила театральный критик Джан Лайза Хаттнер, декорации Аронсона окружают семью Тевье соседями в маленьких домиках, «перекликающихся» с шагаловским полотном «Я и деревня». К тому же создается такое впечатление, что Аронсон взял палитру Шагала и раскрасил в его цвета свои декорации. Таким образом Аронсон отдал должное Шагалу в своей работе над «Скрипачом на крыше», и в результате с тех пор в представлении американцев имя Шагала, к счастью или к несчастью, прочно связано с этим сентиментальным мюзиклом.