Марк Шейдер

Казалось, что все, происходящее в забое, замерло: перестали стучать комбайны, остановились вагонетки, притихли далекие шумы, даже свет стал тусклее.

И только мое второе тело спокойно высвобождается из рук державших его грозов и выпрямляет спину. Оно встает, широко расставив ноги, уперев руки в бока, как украинская женщина, и поднимает глаза на тролля.

Я больше не боюсь его.

– Давай, – говорю я.

И в этот момент раздается взрыв.

Я ведь уже говорил вам, что это ни на что не похоже.

И я уже говорил вам, что это невозможно описать.

Слушайте внимательно, потому что я рассказываю об этом последний раз, и вряд ли вам это расскажет кто-то еще.

Это невероятно красиво: клубы разноцветного пламени, слегка припорошенного угольной пылью, переворачивая развешанные по всему шахтному стволу ванны с водой, постепенно заполняют собой все пространство забоя, словно обволакивая весь мир вокруг тебя и погружая его в крепкий здоровый сон. Камни, машины, люди с отлетающими ногами и руками – все это танцует вокруг тебя, поражая гармонией и легкостью.

И лишь одна мысль появляется в моей голове перед тем, как мое второе тело теряет сознание: «Б*дь, сейчас позвонят из главка и опять не дадут поспать».

29

Под землей, на глубине трехсот метров или что-то около того, лежит Марк Шейдер, придавленный и полураспятый за все свои грехи. И это я, как бы поразительно ни звучало.

В то же время на поверхности террикона, обжигая свои ступни даже сквозь толстую подошву зимних ботинок, чувствуя ветер, шевелящий волосы у меня на голове, стою я, другой я, который никогда не спускался в забой, никогда не испытывал животного страха перед темнотой, не видел своими глазами взрыв метана и не встречал пещерных троллей.

Похоже, это конец.

И внезапно, прогуливаясь по террикону, наблюдая за тем, как рабочие лениво машут бесполезными инструментами, как инженеры вяло пытаются просчитать, куда следует рыть, слушая, как кто-то уже вызывает меня по телефону, чтобы спросить, сколько денег мне понадобится, чтобы в шахте не осталось живых, я понимаю, что все это: и шахта, и завал, и перспективы развития угольной промышленности – на самом деле не имеет никакого отношения к порошку. Ни к зеленому, ни к желтому.

Я думаю, что все, что происходило, все, что происходит или будет когда-либо происходить с нами в нашей стране, в шахтах, куда мы каждый день спускаемся, чтобы никогда оттуда не подняться, имеет отношение только к нам.

И ни к чему больше.

И когда я возьму трубку, я просто представлюсь и спрошу, кто это, а потом скажу: «Я думаю, как обычно».

Но на этот раз на самом деле я не думаю, как обычно.

На этот раз – я уверен, все будет по-другому.

И не надо обладать какой-то невероятной фантазией, чтобы представить себе, что будет дальше.

Что-то остается в истории, а что-то нет.

Я почти уверен, что все эти президенты, министры, депутаты и губернаторы – короче, все эти тролли, управляющие нашими жизнями и заставляющие нас ходить по заколдованному кругу до самой смерти, – останутся в истории. А шахтеры или оперуполномоченные отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков – нет.

Дальше я просто обнародую записи, которые сделал перед тем, как первый зам попытался меня уволить.

Это просто.

Мне достаточно не сделать одного телефонного звонка.

Мне достаточно не обновить один почтовый ящик.

Мне достаточно умереть.

В любом из этих случаев вся история, старательно записанная мною, аккуратно собранная и систематизированная, попадет в прессу, в Интернет, на телевидение, попадет в руки врагов тех, на кого я работал все эти годы. Это станет достоянием каждого человека в этой стране и далеко за ее пределами.

Только послушайте.

Все начнется почти незаметно, так, что никто не сможет выйти на центральную площадь города и пафосно заявить: «Началось!» Все начнется с того, что водители, которым будет гореть красный свет, перестанут пропускать другие машины и торговки сигаретами около подъездов перестанут платить ментам за крышу. Дальше – больше, люди не будут платить налоги, никто не будет соблюдать законы, вообще придерживаться каких-либо правил. И, в конце концов, страну захлестнет.

Это будет абсолютный, неконтролируемый хаос. Это будет страна, в которой никто больше не будет верить никому. Государство, по сути, перестанет существовать: фискальные органы больше не смогут управлять происходящими процессами, экономика остановится, люди начнут выходить на улицы и громить витрины. Это будет гражданская война, революция и столкновение планеты с астероидом в одном флаконе.

Я думаю, это будет полный и окончательный конец перспективам развития угольной промышленности на Украине.