Марк Солонин

Разумеется, сосредоточение трехмиллионной группировки вермахта у западных границ СССР было заблаговременно выявлено советской разведкой (которая, к слову сказать, несколько преувеличила численность войск противника). И хотя подлинных документов, раскрывающих оперативные планы немецкого командования, на столе Сталина никогда не было, общая военно-политическая готовность гитлеровской Германии к агрессии на

Востоке не была секретом ни для высшего государственного руководства СССР, ни для старших командиров Красной Армии.

Имеющиеся документы неопровержимо свидетельствуют о том, что скрытая мобилизация и скрытое стратегическое развертывание Вооруженных Сил Советского Союза начались ДО, а не после первых орудийных залпов на границе. Что касается цели этого развертывания, то по этому поводу возможна (и необходима) дискуссия. Как бы то ни было, но в июне 41-го Красная Армия готовилась к войне, причем к такой войне, которая должна была начаться в ближайшие недели или даже дни. Самое большее, чего могли в такой ситуации добиться немцы, так это весьма ограниченного во времени и пространстве эффекта тактической внезапности. И не более того.

С чего начнем

Как это часто (или всегда?) бывает в истории науки, новое знание, разрешив старые вопросы, поставило новые, гораздо более сложные. После того как спрятаться за ширму заведомо ложных измышлений о «многократном численном превосходстве вермахта» стало уже невозможно, обсуждение подлинных причин беспримерной в истории военной катастрофы стало еще более актуальным и еще более сложным.

Строго говоря, это обсуждение началось за много лет до окончательного крушения КПСС. Не настолько уж мы «ленивы и нелюбопытны» (Пушкин), чтобы среди сотен тысяч живых свидетелей драматических событий тех лет не нашлись люди, готовые усомниться в достоверности официозного бреда. Уже во времена хрущевской «оттепели» на свет божий из непроглядной тьмы военной тайны выпорхнули кое-какие цифры, факты, документы, после обнародования которых продолжать прежнее вранье стало совсем уже неприлично. Нельзя не упомянуть, например, двухтомную монографию Дашичева «Банкротство стратегии германского фашизма». Хотя вся она была посвящена немецкой истории и любых сравнений автор предусмотрительно избегал, у имеющего глаза и мозги читателя пропадали последние сомнения по поводу «многократного превосходства вермахта в танках и авиации».

Еще дальше пошли Некрич и Григоренко. С огромным количеством оговорок, извинений и оправданий они все-таки написали черным по белой бумаге, что никакого численного либо технического превосходства над Красной Армией у вермахта не было. Для одного из них это закончилось изгнанием из СССР, для другого — заключением в спецпсихбольницу МВД.

В эпоху «нового мышления» их дело продолжил Виктор Суворов. С мастерством талантливого публициста, с яростной напористостью человека, нашедшего наконец единственную истину, В. Суворов в своей трилогии («Ледокол», «День-М», «Последняя республика») камня на камне не оставил от лживого мифа про «тихую, мирную и почти безоружную» сталинскую империю. Не может не вызвать удивления и восхищения тот факт, что, не имея доступа и к малой толике того массива документов, которые стали доступны в начале 90-х годов, В. Суворов смог вскрыть и убедительно показать читателям ту многолетнюю подготовку к Большому Походу в Европу, которая составляла смысл и цель всей внешней и внутренней политики Сталина.

Трудно понять — зачем, но В. Суворов наполнил свои книги огромным количеством поспешных, легкомысленных и — самое главное — не имеющих никакого отношения к основной идее положений (всякими «наступательными танками», супербомбардировщиками Су-2, разрушенными дотами на старой границе СССР, и пр.). Все эти «автострадные танки» и «летающие шакалы» сделали книги Суворова — книги, которые лишь обозначили первые шаги на пути формирования подлинно научной историографии Великой Отечественной войны, — чрезвычайно уязвимыми для злобной и предвзятой критики. И тем не менее, несмотря на массу частных ошибок и неточностей, В. Суворов написал книги, которые ВСЕ ПОНЯЛИ.

Его поняли миллионы читателей, для которых вопрос о планах и намерениях товарища Сталина отныне и навсегда решен и снят с обсуждения; его поняли бывшие советские (ныне российские) историки-пропагандисты, для которых В. Суворов стал едва ли не личным врагом, для дискредитации которого они готовы идти на любую подлость. Прекрасно поняли Суворова и профессора западноевропейских (равно как и североамериканских) университетов, из года в год лениво переписывавшие свои засиженные мухами конспекты, — после выхода в свет «Ледокола» вся их научная репутация и громкие титулы оказались под угрозой полной девальвации. Неудивительно, что по обе стороны Атлантики молниеносно сложился «заговор молчания», которым давно уже неспособные к серьезной и честной дискуссии «жрецы исторической науки» попытались (правду сказать — совершенно безрезультатно) окружить книги В. Суворова.