Марк Солонин

Никакой связи со штабом фронта у нас нет. Поэтому я тут же после разговора с Хацкилевичем послал в Минск самолетом письмо, в котором просил срочно организовать переброску горючего и боеприпасов по воздуху...»

Многоточие не должно смущать читателя. Мы ничего не упустили. Именно этим — посылкой письма в Минск — и ограничились «все меры», принятые первым заместителем командующего фронтом. Третий день войны.

«...Третий день идет война. Фактически находимся в тылу у противника. Со многими частями 10-й армии потеряна связь, мало боеприпасов (???) и полностью отсутствует (???) горючее... из Минска по-прежнему никаких сведений... Противник все наседает. Мы ведем бой в окружении (???). А сил у нас все меньше. Танкисты заняли оборону в десятикилометровой полосе. В трех километрах за ними наш командный пункт...»

Из доклада Борзилова известно, что «в первой половине дня 24 июня 7-я тд сосредоточилась на рубеже для атаки южнее Сокулка и Старое Дубно». Командный пункт Бол-дина был не в 3, а по меньшей мере в 33 км от рубежа развертывания 6-го мехкорпуса, да и до окружения было еще очень далеко...

И, наконец, пятый день войны.

«На пятые сутки войны, не имея боеприпасов, войска вынуждены были отступить и разрозненными группами разбрелись по лесам» (80).

«Разрозненными группами разбрелись по лесам». Отдадим должное Болдину хотя бы в этом — не каждый советский генерал в своих мемуарах оказался способен на такую откровенность.

Вот, собственно, и все, что можно узнать об обстоятельствах разгрома из воспоминаний Болдина. Перед нами стандартный набор предписанных советской исторической науке «обстоятельств непреодолимой силы»: не было связи, не было горючего, кончились боеприпасы.

Почему нет связи — вражеские диверсанты все провода перерезали.

Куда делось горючее — немецкая авиация все склады разбомбила.

Почему снаряды не подвезли — так письмо же до Минска не долетело...

Ненужные, мешающие усвоению единственно верной истины подробности — сколько было проводов, сколько было диверсантов, какой.запас хода на одной заправке был у советских танков, сколько снарядов входит в один возимый боекомплект, какими силами немецкая авиация могла разбомбить «все склады» и сколько этих самых складов было в одном только Западном Особом военном округе — отброшены за ненадобностью. Отброшена за ненадобностью и та, простая и бесспорная, истина, что Вооруженные силы как раз и создаются для того, чтобы действовать в условиях противодействия противника. Что же это за армия такая, если она способна воевать только тогда, когда ей никто не мешает?

Пожалуй, самое интересное и ценное в мемуарах Болдина — это то, чего в них нет. А для того, чтобы увидеть то, чего нет, откроем мемуары другого генерала, который в эти же самые дни июня 41-го руководил действиями крупного механизированного соединения.

Итак, Г. Гудериан, «Воспоминания солдата»:

«...22 июня в 6 час 50 мин я переправился на штурмовой лодке через Буг... двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через реку Десна... при моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны... в течение всей первой половины дня 22 июня я сопровождал 18-ю тд...

...23 июня в 4 час 10 мин я оставил свой командный пункт и направился в 12-й армейский корпус, из этого корпуса я поехал в 47-й танковый корпус, в деревню Бильдейки в 23 км восточнее Брест-Литовска. Затем я направился в 17-ю танковую дивизию, в которую и прибыл в 8 часов... Потом я поехал в Пружаны (70 км на северо-восток от границы. — М.С.), куда был переброшен командный пункт^ танковой группы...

...24 июня в 8 час 25 мин я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму (это еще на 80 км в глубь советской территории. — М.С.)... по дороге я наткнулся на русскую пехоту, державшую под огнем шоссе... Я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции...

...в 11 час 30 мин я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима, где кроме командира дивизии я встретил командира 47-го корпуса...» (65).

«Где кроме командира дивизии я встретил командира танкового корпуса...» И происходит эта встреча трех генералов на полевом КП, в сотне метров от линии огня. Вот и вся разгадка того, почему Красная Армия на собственной территории оказалась «без связи», а немецкая армия на нашей территории — со связью.

Партийные историки десятки лет объясняли нам, что связь на войне обеспечивается проводами (которые все до одного были перерезаны немецкими диверсантами) и радиостанциями (которых в 41-м году якобы не было).

А Гудериан просто и доходчиво показывает, что проблема связи и управления войсками решается не проводами, а людьми!