Читаем Марк Твен полностью

Когда путешественники находятся у самой границы штатов, где Джим может стать свободным человеком, Гек испытывает особенно сильные угрызения совести. «Раньше я не задумывался над тем, что делаю, но теперь я очнулся — совесть мучила меня сильнее и сильнее. Уж как я ни старался себя убедить, что ни в чем не виноват, что не я заставил Джима сбежать от законной владелицы, — все напрасно: каждый раз совесть восставала и говорила мне: «Но ведь ты знал, что он сбежал, ты мог сойти на берег и донести кому-нибудь». Понятие «добра» и «зла» в рабовладельческих штатах носило вполне определенный характер. Гек не посещал церкви и воскресной школы, не останавливался перед тем, чтобы присвоить кусок хлеба или фрукты для утоления голода, но даже этот бродяжка был уверен, что помочь беглому негру — значит пойти не только против установленных законов, но и против совести.

Гек говорит: «Совесть нашептывала мне: «Что тебе сделала бедная мисс Ватсон, что ты позволил ее негру сбежать на твоих глазах и не промолвил ни словечка? Что тебе сделала дурного эта бедная старуха, что ты мог поступить с нею так низко?.. Я почувствовал себя таким подлецом, таким несчастным, что мне захотелось умереть…»

Решимость Гека выдать Джима, того Джима, ноги которого он готов был целовать, Джима, с которым он спал и ел, несколько ослабла лишь после того, как Гек услышал горячие слова благодарности негра по отношению к тому, в ком он видел избавителя: «Джим вам никогда этого не забудет, Гек! Вы лучший друг мой — такого у меня от роду не бывало; теперь — вы единственный друг старого Джима на белом свете!»

После того как Гек и Джим проскочили мимо устья притока Огайо, с каждой милей, которую они плыли по течению к югу, все меньше становилось надежд на избавление Джима от судьбы раба, притом беглого раба, подлежащего страшному наказанию. И все же мысль о том, что он поступает неправильно, скрывая беглого негра, продолжала мучить Гека. Когда «король» и «герцог» продали негра в рабство, Гек собирался было написать владелице Джима о случившемся, но потом передумал, ибо «подумайте только, что станется со мной! Всюду разблаговестят, что Гек Финн помогал негру бежать на волю; и если мне придется потом встретить кого-нибудь из того города, я готов буду сгореть со стыда. Вот всегда так, — человек сделает низкий поступок, а потом и. не хочет брать на себя последствий… Чем больше я это обдумывал, тем сильнее грызла меня совесть и тем больше я сознавал себя низким, скверным и жалким!..»

В конце концов Гек все же написал мисс Ватсон, хозяйке Джима, — уж слишком мучила его совесть. Он верил, «что люди, которые поступают так, как я поступил с этим негром, идут в вечный огонь». Может быть, следует напомнить, что в этих строках Твэн пишет о муках совести Гека по поводу того, что он не предал Джима.

Написав записку, Гек испытал облегчение, он «почувствовал себя чистым и свободным от греха, как никогда еще в жизни…» «Как хорошо, что все так обошлось, — говорит себе Гек, — а ведь я чуть было «е погиб и не попал в ад».

Но поневоле Гек снова начинает вспоминать, каким другом был для него негр Джим, как он любил Гека, как ласкал и заботился о нем. И вслед за этим следуют прекрасные строки, принадлежащие к лучшему, что когда-либо писал Марк Твэн:

«…Тут я случайно оглянулся и увидал свою записку… Я взял ее и подержал в руке, дрожа от волнения: ведь тут я должен был сделать выбор на веки вечные, между двумя путями, и я это знал!.. С минуту я размышлял, затаив дыхание, а потом говорю себе:

— Ладно, уж лучше попаду в ад, — и разорвал бумагу».

Решение Гека пойти в ад — место вполне реальное в его понятии, — на вечные муки ради негра, ради своего ближнего, ради борьбы с тем, что в глубине души он считал несправедливостью, поднимает образ этого «босяка», помощника блестящего Тома Сойера, на необычайную высоту.

В книге нет слов восхищения перед Геком — повествование ведется от имени самого Гека, а иронически сдержанный Твэн вообще предпочитает обходиться без комментариев. Но в последних главах приводится факт, который бросает особый свет на поведение Гека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное