Бурлящая американская юмористика — стихия творчества раннего Твена. Американские историки литературы именуют этот жанр западным или неистовым юмором, а европейские исследователи сразу назвали американским. Американская юмористика родилась из фольклора, процветавшего главным образом на освоенных поселенцами в последнюю очередь западных окраинах США. Там, на границе или на Западе, этот фольклор отразил жизнь и нравы самобытной и примитивной, преимущественно фермерской цивилизации, формировавшейся в условиях суровой борьбы за существование. Если фольклор границы фиксировал в сочных гротескных образах жестокость и дикость изображаемой жизни, то и юмор, рожденный на той же основе, был «грубиянским» юмором. Беспардонность всей этой литературы отражала беспардонность самой окружающей жизни, разнузданность буржуазной стихии, регулируемой одним только правом сильного. А бравурный ее оптимизм был агрессивным и резко индивидуалистичным. Фермеры, мастеровые, торговцы, старатели — пестрый бродяжий люд американского Запада — жили надеждами на удачу, которая вот-вот дастся в руки, и взрывы грубого хохота заглушали стоны и жалобы слабых и гибнущих в непосильной житейской схватке.
Наиболее неприглядные стороны этой жизни уже отходили в прошлое, когда в середине XIX столетия молодая литературная школа на Западе стала их пародировать, создавая американскую юмористику, мало в чем соприкасавшуюся с современной европейской традицией.
Достаточно указать, что в поэтике американского юмора убийство рассматривалось как источник комических ситуаций.
В повествовательной технике американского юмориста господствовали два популярных приема. В первую очередь это — гротескное преувеличение, гипербола, тяготеющая к комическому абсурду. В других случаях это вопиющая недомолвка, снова ведущая к рассчитанному на комический эффект несоответствию. «Я раскроил ему череп и похоронил за свой счет», торжествующе сообщает герой одного из рассказов раннего Твена, которому не угодил часовой мастер. В другом месте читаем: «Я прикончил его как гадюку и с наслаждением содрал с него скальп» (речь идет о чистильщике сапог, надерзившем рассказчику). Ни часовщик, ни чистильщик сапог никак не заслуживали такой жестокой расправы, и рассказчик выступает здесь как кровожадный хвастун. Но он может выступить и в маске бесстрастного хроникера. Тогда он сообщает о жертве убийства с фальшивой непринужденностью: «На рассвете его нашли в переулке, где он спокойно дожидался приезда похоронных дрог».
Герой «Журналистики в Теннесси», одного из известнейших рассказов молодого Твена, поступает помощником редактора в газету «Утренняя Заря и Боевой Клич округа Джонсон» и знакомится с нравами своих местных коллег. Вот как он их рисует:
«...В дверях появился полковник с револьвером армейского образца в руке.
Он сказал:
— Сэр, я, кажется, имею честь говорить с презренным трусом, который редактирует эту дрянную газетку?
— Вот именно. Садитесь, пожалуйста... Кажется, я имею честь говорить с подлым лжецом, полковником Блезерскайтом Текумсе?..
Оба пистолета грянули одновременно. Редактор потерял клок волос, а пуля полковника засела в мясистой части моего бедра... Они опять выстрелили. На этот раз ни тот, ни другой из противников не пострадал, а на мою долю кое-что досталось — пуля в плечо. При третьем выстреле оба джентльмена были легко ранены, а мне раздробило запястье. Тут я сказал, что, пожалуй, пойду прогуляться... Однако оба джентльмена убедительно просили меня остаться и уверяли, что я нисколько им не мешаю.»
Дальше в редакции «Утренней Зари» появляются новые посетители, одни из друзей газеты, другие ее противники, и обстановка становится еще драматичнее.