Марка страны Гонделупы

И оба - Тяпа под лавкой, а Кирилка на лавке - сразу легли отдохнуть.

Сладок сон в дороге. И скамейка не кажется слишком жесткой, и стук колес убаюкивает, а впереди так много нового и, кажется, ждет такая радостная встреча...

Хотя поезд прочно стоял на месте и пока не собирался трогаться, Кирилка тотчас задремал, и сон его был сладок и спокоен.

Изредка он блаженно вздыхал и все время куда-то летел и летел вперед. А рядом были и Петя, и Петина мама, и Вовка... И даже Клавдия Сергеевна с таблицей умножения. И откуда-то взялся Лева с огромным кубиком чая в руках. А на кубике были нарисованы розовые горы, и высокая пальма, и стояла черная круглая печать, точь-в-точь как на той нехорошей марке, которую Петя прятал от мамы и папы на дне ящика под цветными карандашами.

А потом Кирилку стало ужасно сильно трясти. Будто поезд катил не по рельсам, а прыгал через канавы, ухабы и разные высокие кручи.

- Ой, ой! - пискнул Кирилка и открыл глаза. Над ним стояла все та же румянощекая уборщица и дергала его за плечо. При этом она кричала:

- Нет, вы только смотрите, что делается! Опять он здесь! Залез в детский вагон и спит в свое удовольствие! Теперь ты у меня увидишь...

Тут Кирилка залился горючими слезами:

- Тетечка, мы ничего здесь не трогаем. Мы только хотим на Север...

- На Север? - вскричала уборщица. - Сейчас я покажу тебе такой Север, что ты своих не узнаешь!

И вот тогда-то Тяпка почувствовал прилив небывалой отваги.

Он вылетел из-под лавки, зарычал, как лев, и вцепился зубами в веник уборщицы.

Сначала уборщица словно бы испугалась и даже чуточку попятилась. Но тут же выхватила веник из Тяпкиных зубов и как следует огрела им щенка.

- Ишь ты! - с изумлением проговорила она, разглядывая собачонку. Ишь ты какой зверюга...

И уже не обращая внимания на уверения Кирилки, что Тяпочка очень смирный песик, она выбежала на площадку и крикнула тому, кто находился снаружи:

- Степа, Степочка, зайдите в детский вагон! Очень вас прошу...

Кирилка помертвел от страха, а Тяпка сразу как-то весь обмяк и уполз обратно под лавку.

- Сюда, Степочка, сюда, вот они! - ласково пропела уборщица, широко распахивая дверь и пропуская кого-то вперед.

И когда на пороге появился огромный белокурый Степочка, ростом два метра без восьми сантиметров, настоящий Гулливер в милицейской форме, Кирилка и Тяпа поняли, что на Север им не попасть ни под каким видом.

- Что у вас тут, Варя? - спросил милиционер, разглядывая с высоты своего огромного роста маленького Кирилку.

- Да вот, эта самая мелюзга собралась чуть ли не на Север, - развела руками Варя. - Сначала залез в один вагон, я его выставила. Теперь вот сюда. И собака тоже...

- Понятно! - прогудел милиционер и велел Кирилке сейчас же идти вместе с ним.

Все четверо - уборщица Варя, милиционер, Кирилка и Тяпа - вышли на вагонную площадку.

Затем несчастный Тяпа, получив хороший пинок, скатился вниз со всех ступенек и умчался неизвестно куда, горько сетуя на свою судьбу. У Кирилки сердце готово было разорваться на части от его жалобного визга.

Но что он мог сделать? Он покорно поплелся за милиционером в детскую комнату, где так бесславно должно было закончиться его северное путешествие.

В детской комнате никого не было. На большом письменном столе стояли телефоны, возле окна скамейка со спинкой, а из окна видна была станционная платформа и большие вокзальные часы.

- Тут посиди, - сказал милиционер и показал Кирилке на скамейку возле окна.

Кирилка сел, уныло опустив плечики. И пока он так сидел, глубоко подавленный и понурый, милиционер соединился по телефону с городской милицией и там узнал, что уже более часа ищут мальчика лет восьми, с большим коричневым портфелем, по имени Кирилка. И если мальчик, который снят с поезда, похож на того, которого ищут, пусть он посидит в детской комнате, пока за ним приедут родные.

- Пусть едут! - сказал милиционер в телефонную трубку. - Все соответствует: и портфель у него коричневый, и лет ему не более восьми, а как зовут его, сейчас выясним... Тебя как звать-то? - проговорил милиционер, вместе с телефонной трубкой повернувшись к Кирилке.

Но скамейка, на которой только что сидел мальчик, была пуста.

Кирилка исчез.

Глава двадцать шестая

Владимир Чернопятко произносит речь

Вовка изо всех сил торопился в школу. Как плохо получилось... Может, все уже собрались в пионерской комнате, и только его одного нет. Может, все давно кричат: "Давайте начинать! Давайте начинать!" А пионервожатая Зина говорит: "Нельзя".

Конечно, нельзя, раз нет самых главных - Кирилки и его, Вовки.

А около председательского места два пустых стула. Приготовлены специально для них, для Вовки и для Кирилки. Кто-нибудь, может, и не прочь усесться на эти стулья, но пионервожатая Зина не позволяет. Говорит: "Нет, нет, эти места не для вас!"

Но как плохо, что нет Кирилки! Куда он мог деться?

Разумеется, он и без Кирилки не пропадет. Справится! Не маленький. Если надо, и речь скажет - встанет, протянет вперед руку, как на том плакате, который висит в коридоре на первом этаже, и начнет: "Передаю вам пламенный привет".