Маркета Лазарова

Той же ночью сел мельник на коня, который, право, не привык носить седоков. А где взять седло? Ба, да мужичонка уже держится за недоуздок и сидит прямо на голой шерсти. Около десяти очутился он уже у Турновских ворот и зовет караульщика:

«Караульщик, впусти!» Разумеется, толку от его просьбы мало; не хватало еще всяких оборванцев впускать ночью в город. Пусть выложит у малого входа, зачем пришел, и убирается восвояси.

«Сегодня под вечер, — рассказывает мельник, — пришла ко мне на мельницу какая-то госпожа и назвалась крестьянкой. Да не простолюдинка она! Не сойти мне с этого места, вот-те крест, коли вру. Не вдова это, не идет она к родственникам. Я ее сразу признал! Это безумная, что, позабыв про свой высокий род, бродит по лесам и таскает за собою детишек. А ежели не безумная, то, клянусь честью, это укрыватель, то бишь укрывательница, потому как гостья наша — женщина. Она вся увешана драгоценностями, а в волосах — грязь, и так это чудно, как если б я вдруг нацепил меч и щит из чистого золота».

Доложил мужичок и снова забрался на своего конягу, который помахивал себе хвостом, и поспешил домой вдвое быстрей, чем когда скакал к городу.

Караульный у городских ворот — важный господин по сравнению с мельниками, которые возят в город муку, но не столь уж он важен, чтобы забыть, что болтают люди. На следующий день с утра отправился он к краевому писарю и рассказывает, что слышал ночью. Ах, турновский писарь, он будто вихрь. Маленький, взбалмошный, бегает из угла в угол. В руке — перо, за ухом — другое; стоит ему взять вещь в руки, как она тут же падает наземь. У пояса его — кошель и, разумеется, кинжал, но вы не верьте, что кинжал этот навострен, нет, это орудие закона и спокойствия. Писарь только чинит им перья, не больше.

Как только писарь услышал о происшествии, выскочил он из канцелярии и снова вернулся, открыл окно, крикнул вознице, что стоял на дворе краевого суда, чтоб пошевеливался и мигом запрягал.

«Когда же ты подъедешь, наконец?» — окликнул он его немного погодя, а потом забыл обо всем и принялся строчить дальше.

Ах, скверный писарь, скверная его взбалмошность! Много лет назад некая знатная дама внезапно попала в затруднительное положение, и он уступил ей свою лошадку. Господи боже, какой это был благородный поступок! Наряд, что сейчас на нем, он получил за этот труд и дважды удостоился за тот же свой поступок всяческих похвал, а сверх того получил денежное вознаграждение. Разумеется, писарь желал, чтобы пани Катержина оказалась по крайней мере этой бродячей княжной.

Ну, дай бог ему доброго здоровья! Он уже едет в солидной громыхающей повозке в Песчаную Льготу.

Да что тут пространно рассказывать — длинные истории ничего не стоят.

Писарь хотел уговорить пани Катержину ехать с ним, но она ответила ему столь решительно, что он подивился.

Закралось, в его сердце сомнение насчет знатности этой побродяжки, и он раскричался, как кричат только писаря. Ничего не попишешь, возвратился он в город один. И тут взяла его злость, и направился писарь к городскому голове и рассказал подробно обо всем, но прежде изложил свои взгляды на это дело и свой новый замысел.

Так вот и случилось, что за пани Катержиной были посланы бирючи; схватили они ее на лесной дороге, ибо после ухода писаря пани тут же покинула предательскую мельницу. Вот и сидит она теперь в заточении, а городские богатеи и бедняки из уст в уста передают ее имя. Бедная пани, бедные детки!

Время бежит быстро, не успеешь оглянуться, а деревья уже в цвету, и птицы возвращаются домой. Минули три недели; приближается день, которого мы поджидаем. Козликовы сыновья сходятся, как уговорились. Идут с женами, с детьми, челядинами. С челядинами? Действовали они так же, как Миколаш, однако числом отребье, которое они насбирали, право, невелико. Но несут с собой люди множество топориков и мечей. Топориков, ибо так приказал Миколаш. Ждут целый день. Миколаш осматривает, ладно ли подкованы кони, подтянуты ли подпруги, уздечки, снова и снова проверяет, хорошо ли наточены мечи. Каждый меч по отдельности он испытывает сам, все берет в руки, и то, что негоже да изношено, летит к черту.

Ян — старший из братьев, но в деле войны и разбойных нападений лучше всех братьев разбирается Миколаш. Его предусмотрительность выше всех похвал. Он храбрее всех, и он назначен вести отряд.

«Я не последую совету Яна, — сказал он, когда все собрались, — на рассвете мы всей толпой войдем в город. Я и пятеро из моих людей станем перед воротами, а когда опустится мост, одолеем стражу. Потом путь к тюремной башне будет свободен».