Маркетта. Дневник проститутки

– Настоящая негритянка, – уверяла мадам Адель, по-видимому, очень довольная новой пансионеркой. – Из кокса, мои девочки, еще чернее кокса: настоящая угольная шахта.

И ее тонкие губы сомкнулись в улыбку, как замыкается дверь несгораемой кассы.

4-е августа.

«Угольная шахта» появилась за столом в красной шали, оставлявшей открытыми одно ее плечо и руку, черную как сапожная вакса. Лицо ее похоже на лица всех негритянок, которых приходилось видеть в книжках: сплюснутый нос, широкий, как у копилки, рот с великолепными зубами, большими, как кости для домино, добрые глупые глаза, напоминающие яйца вкрутую, в которые вставили по вишне, волосы, короткие и толстые, словно лошадиная грива.

Она подсела, улыбаясь, подобно приглашаемому в силу особых условий к княжескому столу мелкому чиновнику.

То, что ни обстановка, ни наше присутствие, ни наш костюм нисколько ее не удивляли, наводило меня на мысль, что ее уже давно обработали.

– Как тебя зовут? – спросила я ее за кофе.

– Не знаю, – ответила она по-итальянски, произнося слова с особым акцентом, напоминая своим произношением граммофон, у которого испорчен цилиндр.

– Как это ты не знаешь?

– У меня много имен. Мадам Адель говорит, что меня зовут Аидой.

– Да?

– Прежде звали меня Неварде.

– Когда это прежде?

– Когда я была в моей стране с хозяином арабом.

– Из какой ты страны?

– В моей стране было много хижин, деревьев и итальянских генералов.

– А!.. Абиссиния.

– Нет.

– Эритрея?

– Нет.

– Так где же? А! Бенадир?

Неварде подтвердила знаком и засунула себе в ноздри лепесток цветка на манер арабов.

– Кем был твой отец?

– Не знаю. Моим отцом был мой хозяин араб, который покупал, женился и продавал много девочек.

– А, так тебя купили?

– Не помню.

– И на тебе женились?

– Ого! Да, столько раз.

– Кто?

– Мой хозяин араб и итальянские генералы, которые женились на мне со всех сторон и делали мне очень больно.

– Ничего не поделаешь: колонизируют!

– Затем приходил генерал в длинном черном платье, с черной бородой, который назывался миссионером.

– И этот на тебе так же женился?

– Нет. Он обливал мою голову и говорил: «Ты называешься Мария». Затем говорил: «Мария, сегодня вечером приходи в мою хижину говорить молитву». Я приходила, он говорил: «Мария, знаешь ли ты…» Я сказала: «Да», и он сорвал платье и сказал: «Мария, стань на колени…»

Ее рассказ был прерван взрывом всеобщего смеха.

– Поняли? – спросила она, пораженная нашим смехом.

– Продолжай, продолжай…

– Спустя некоторое время, – продолжала она рассказывать на своем ломаном языке, – этот священник-миссионер уехал, а к нам прибыл другой, который снова обливал мне голову и сказал, что меня зовут Либерада. Он давал мне много святых, много медалей и много сладких конфет. Он был очень добрый, и я хотела становиться на колени, но он не хотел, а научил меня читать и писать. Однажды он мне сказал: «Либерада, хочешь поехать вместе со мною в Италию?» Я ответила: «Да, я хочу всегда быть с тобой». Тогда он сказал: «Я тебя помещу у одной доброй госпожи, которая примет тебя как дочь». Я поехала вместе с ним в Рим, и он повел меня в роскошный большой дом, где мы нашли маленькую, худенькую, как мой палец, госпожу с седыми волосами. Он сказал: «Вот, графиня, маленькая рабыня Либерада». – «Это та, о которой вы писали, отец?» – «Да, та самая». – «Сколько тебе лет?» – спросила она меня. Я не знала. «Пятнадцать», – сказал отец. – «Она очень большая, – сказала графиня, – ее следует сейчас же крестить». – «Она уже крещена там, графиня». – «Это ничего не значит; надо это сделать здесь, чтобы подать хороший пример: много публики, торжественный обряд, все газеты будут говорить… Уж вы не беспокойтесь, отец, я переговорю с моим исповедником-кардиналом».

Через несколько дней меня повели в большую церковь, где было много людей, много дам, много священников, много свечей и много музыки наверху. Главный священник, одетый в белое и красное, облил мне голову, трогал двумя пальцами мое лицо, говорил и делал столько вещей, что я не поняла. Потом все синьоры, все красивые, давали мне много поцелуев, называли Джованной и говорили: «Миленькая, будь хорошей, будь славной!.. Хорошенькая черная мордочка… Похожа на мою обезьянку. Я и себе выпишу такую…»

Затем я поехала в карете вместе с графиней и двумя ее дочерьми. Мне дали много сластей и много подарков.

Графиня позвала меня и сказала:

– Джованна, ты теперь будешь всегда у меня, если будешь доброй, почтительной и послушной.

– Да, графиня.

– Надо говорить: Ваше Сиятельство, а не графиня.

– Да, Ваше Сиятельство.

– Ты будешь прислуживать моим двум дочерям и будешь иметь у меня стол, квартиру, платье и двадцать франков в месяц.

– Хорошо, Ваше Сиятельство.