Маркиз д'Амеркер. Рассказы

«Я готовлюсь к путешествию,– сказал он мне,– завтра дорожная карета довезет меня до побережья, корабль перевезет меня через море и я увижу свой старый дом… Никогда, быть может,– прибавил он,– у меня не хватило бы силы уехать, если бы не эта старая дудка и ее скудная музыка. Я вновь увидал в ней мою страну, ее сероватые и розовые степи, ее леса, ее побережья, танцы на убитом гумне, цвет лица наших девушек и фигуры юношей. Я вдохнул ее запах—сладости и соли, цветов и водорослей, пчел и чаек!.. Раз там—все это покажется мне нестерпимым. Что сделает из меня скука? Какого-нибудь маниака вроде князя де Термиан. Вы его знаете, вы слыхали о его жизни в Терми. Это зловещий город, громадный, с покинутыми дворцами, с полуразрушенными особняками среди зеленоватых болотных садов, с безвыходными переулками, с запахом воды и лихорадки, но ведь это там он находит единственное развлечение, которое забавляет его. Он охотится на кошек. Эти животные кишат там. Их можно видеть всюду: полудикие они бродят по стенам и спят на солнце среди камней. По ночам они дико мяучат. Г-н де Термиан перестрелял их тысячи. Он устраивает засады, выслеживает их и кладет на месте. Странное удовольствие. Они, быть может, лишь марионетки какой-нибудь воображаемой трагедии, Малый их рост предохраняет от свирепости, а судорога их агонии вызывает страшные лики. Кто знает? Вся жизнь необъяснима. Отпечаток оборотной стороны нельзя угадать по лицу медали. В каждом зеркале видно только обратное отражение того, кто смотрит. Что же касается княгини, то что сказать вам? Вы сами узнаете больше и, если вам, как и мне, придется когда-нибудь уехать, вы поймете мою тоску и почему меня охватывает трепет при мысли об этой разлуке, когда я думаю, что не увижу больше решетки, сеней, обширных зал, что больше не буду я держать в руке маленького светильника, от которого моя тень прыгала сбоку. Существуют удивительные вещи, от которых нельзя излечиться никогда. Час приближается. Пойдемте, потому что подобает быть точными».

Мы поставили свои светильники и потушили их.

Пять лиц уже находилось в салоне, куда вышла к нам княгиня. Я склонился к ее руке и поцеловал ее. Затем она взяла меня под руку, и мы прошли к столу, где она сделала мне знак занять место против нее. Д'Орскам сел по правую от нее руку, а остальные приглашенные заняли места по своему усмотрению. Я воспользовался первой минутой молчания, чтобы взглянуть вокруг.

Самый пожилой из общества звался г-ном де Берв. Он жил в своем замке в окрестностях города и слыл за ученого, погруженного в герметические науки. Сосед его, имени которого я не знал (его мне назвали позже), иностранец, уединившийся сюда после долгих морских странствий. Он привез с собой оружие, водоросли и кораллы.

Я знал двух остальных, людей умных и достойных. Последний и самый молодой казался совсем юношей, но лицо его было в странном противоречии с его волосами, седыми преждевременно.

Обед был утончен в смысле мяса, фруктов и вин, украшен роскошью серебряных сервизов и совершенством фаянсов. Прислуживали два старых лакея. Корзина, в которой редкие цветы окружали глыбу льда, распространяла по комнате прохладный аромат, и высокие канделябры из золоченого серебра по одному с каждой стороны стола воздвигали сложную архитектуру своих свеч. Мало-помалу завязался разговор. Каждый из собеседников принял в нем участие с умом и воодушевлением. Княгиня слушала внимательно. Волосы ее, прямо приподнятые надо лбом, лежали тяжелой массой на затылке. Красота лица ее была в его очертаниях, в изгибе носа, в восхитительной линии рта, и, главным образом, в удивительных глазах.

Обед кончался, и я заметил, что внимание гостей было устремлено на стенные часы. Маятник качался равномерно; стрелки, соединенные вместе, разъединились, и пробило час в глубоком молчании, наступившем вокруг этого звука. Последний удар вибрировал долго.

Д'Орскам поднялся, и вместе с ним весь стол. Княгиня, тоже вставшая, была неподвижна со стаканом в руке; я слышал звон ее перстней о хрусталь. Она дрожала. Д'Орскам был страшно бледен. Она поднесла кубок к устам и протянула ему. Он допил его. «Прощайте,– сказала ему она, когда он выпил,– прощайте же. Вы уезжаете. Так надо. Я не стану вас удерживать. Час пробил; каждый час бьет в свое время. Сохраните на память маленький светильник, который помогал вам добраться до меня. Пусть он бдит у вашего изголовья. Велите, чтобы его положили вместе с вами в могилу. Прощайте. Свет да будет с вами».

Д'Орскам склонился в последний раз перед княгиней, пожал руку каждому из нас и исчез в двери, которая осталась раскрытой. Мы слышали, как он спускался по лестнице, потом звук разбиваемого стекла, и когда я вышел в свою очередь вместе с молодым человеком с седыми волосами, мы увидели внизу у последней ступени, на камне, на котором иверни их трещали под нашими ногами, осколки маленького стеклянного светильника.