Маркиз де Карабас

— Ха! А теперь еще и господин де Карабас вспомнил о кодексе чести. Вполне естественно, что вы приняли сторону этого недоумка. Одного поля ягоды. Оба самозванцы. Странно, что он не к вам обратился за дружеской услугой.

Сочувственный взгляд Кантэна еще больше распалил ярость безумца.

— Для такого слабого фехтовальщика, сударь, вы слишком сильно выражаетесь.

— Я достаточно сильный фехтовальщик, чтобы встретиться с человеком, который не способен ответить ничем кроме шпаги.

— Пусть он выговорится вволю, — сказал Белланже. — Пусть выговорится. Расплата на заставит себя ждать.

— Ба! Позерство не скроет ни вашей низости, ни ваших рогов... Вы даже этого не отрицаете.

— Боже мой! Что отрицать, сударь?

— Что ваша жена — любовница этого Гоша, конюха, ставшего генералом, устроила нам западню, чтобы расстроить планы, ради которых мы покинули Киброн. Если вы станете отрицать это, у меня хватит великодушия поверить, по крайней мере, тому, что вы не ее соучастник, а такая же жертва, как и все мы.

— Сударь, есть вещи, отрицать которые нам не позволяет достоинство.

— Достоинство рогоносца! Боже, спаси и сохрани нас!

— Идемте, — сказал Белланже. — Идемте.

Но Кантэн снова вмешался.

— Одну минуту. Прежде чем вы это сделаете, господин де Белланже, вам следует узнать суть ссоры, в которой вы участвуете. Вы оба жертвы предательства этой женщины, и из вас обоих именно вы, господин де Белланже, преданы дважды. Так может ли подобное предательство быть причиной вашей ссоры?

Все уставились на Кантэна с разной степенью изумления.

— Похоже, — проговорил, наконец, Белланже, — мне придется заняться вами обоими.

Кантэн покачал головой.

— Существует несколько причин, по которым я мог бы убить вас, господин де Белланже. Но то, что ваша жена вам изменяет, не входит в их число. На этом основании я не скрещу с вами шпагу.

— На каком основании, сударь?

— Ни на каком. Мне нет нужды доказывать свою храбрость, и убив вас, я доказал бы ее столь же мало, сколь мало вы докажете чистоту своей жены в поединке с господином де Шеньером.

— Вы полагаете, мы шутили?

— Вспомните наш совет в Кэтлегоне. Я вам всячески намекал тогда, что нас предают. Когда я сказал, что в Редоне вы найдете тому подтверждение, и настаивал, что существование вандейцев — ложь, вы высмеяли меня. Думаю, теперь вы нашли подтверждение.

— Подтверждение чего? — вспылил Белланже. — Того, что мою жену обманули, если вам так угодно, но не того, что она обманула нас.

— Вы забыли о груме, который привез призыв о помощи. Когда я сказал вам о том, что мне известно, вы отказались разобраться.

— Еще бы ему не отказаться, — ухмыльнулся Констан. — Причина здесь проста.

Белланже заявил, что больше ничего не желает слушать, и Кантэн оставил попытки изменить ход событий, который принял слишком угрожающий характер.

На небольшом дворе перед домом они увидели шумную толпу. Множество народа окружило три сотни шуанов и солдат эмигрантских полков, вернувшихся с Констаном. На участников неудачного похода сыпались бесчисленные вопросы.

Взмокший от жары Кадудаль, вытирая пот с лица, встретил их на пороге дома.

— Прекрасный финал, господа, — с издевкой проговорил он. — После всего случившегося удержать моих людей — все равно, что удержать воду в ладонях. Дьявол меня забери! Для всех нас было бы лучше, если бы вы остались в Англии.

Кантэн отвел его в сторону и в нескольких словах рассказал, что произошло.

— Отлично, — ответил шуан. — Пусть перережут друг другу глотки. Жаль, что это не случилось раньше.

Констан нашел сторонника в лице господина де Лантиви, и несколько человек, — в том числе и Кадудаль, который, как он сказал Кантэну, не хотел пропустить забавного зрелища — украдкой вышли из деревни. Для поединка выбрали тихий участок луга, орошаемого мелким ручейком. Здесь, под раскаленным летним небом, напоминающим отполированный стальной купол, двое мужчин, чье безрассудство обрекло экспедицию на неудачу, оставшись в рубашках и брюках, встали друг против друга со шпагами в руках.

Поединок был коротким, и его исход поразил Кантэна. Оба противника были одного роста, обладали одинаковой силой и дистанцией удара. Но природная неуклюжесть стесняла движения Констана, и Белланже намного превосходил его в искусстве фехтования. Однако, либо гнев, возможно, смешанный с мучительными сомнениями, затуманил рассудок виконта, либо трусость, маскируемая напыщенным видом, заставила его сделать неверное движение, и неумелый противник через несколько мгновений насквозь пронзил его шпагой.

Так, в самом цвете лет этот безрассудный, глупый человек погиб, защищая честь изменившей ему женщины, самое имя которой вскоре стало символом распутства.

Глава VIII КАТАСТРОФА

— Дурак, зачем он связался с вами? — так отозвался о поединке Кадудаль, обратясь к господину де Шеньеру.

На губах Констана появилась жестокая улыбка. Победа над человеком с репутацией отличного фехтовальщика несколько вскружила ему голову.

— Я не оставил ему другого выбора, — похвастался он.